Мифология советского космоса - Вячеслав Герович
Советская, а теперь и российская космическая программа занимают такое важное место в коллективной памяти, что любая критика ее прошлого или настоящего часто рассматривается как отсутствие патриотизма. Выведение с орбиты и затопление старой космической станции «Мир» в марте 2001 года вызвали возмущение общественности. Потеря «Мира» была изображена в средствах массовой информации как серьезный удар по национальной гордости. Радикальная коммунистическая оппозиция рассматривала затопление станции «Мир» как часть зловещего западного заговора против России и даже обвинила президента Путина в том, что он уступил требованиям Запада. Это событие спровоцировало уличные протесты с плакатами и надписями «Правительство на дно!!!» и «Утопите Мир – утопим вас!»736.
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/e/ec/Vladimir_Putin_12_April_2001-4.jpg
Рис. 7. Выступление Владимира Путина на встрече с руководителями Центра подготовки космонавтов, космонавтами и ветеранами космической отрасли. Звездный городок, 12 апреля 2001 года.
Как критики правительства, так и правительственные чиновники апеллировали к общественному интересу к космической истории, причем каждая сторона использовала историческую память в поддержку своей программы. 12 апреля 2001 года, в сороковую годовщину полета Гагарина и всего через три недели после выведения с орбиты станции «Мир», президент Путин посетил Центр подготовки космонавтов в Звездном городке и выступил перед космонавтами с речью. Сотрудники центра подготовили специальную декорацию для выступления Путина – гигантский, во всю заднюю стену портрет Гагарина при всех регалиях – недвусмысленное послание президенту, напоминающее ему о высокой оценке достижений космонавтов предыдущими лидерами (рис.7). Со своей стороны, Путин также проявил чуткость к исторической памяти: он заверил космонавтов, что День космонавтики отмечают не только космонавты, но и вся страна. Чтобы поднять моральный дух космонавтов, особенно низкий после потери станции «Мир», Путин преподнес им дар. Очевидно, он решил, что самым ценным подарком для космонавтов будет новое подтверждение большого символического значения памяти о космических достижениях, и подарил им не что иное, как портрет Гагарина. Космонавты, в свою очередь, вручили президенту свой подарок: часы еще с одним портретом Гагарина на циферблате, и Путин немедленно надел их737. Обменявшись подарками, президент и космонавты продемонстрировали свою общую веру в миф о космонавтах738. Обе стороны, похоже, стремились избежать конфронтации из-за текущего спора о «Мире» и доказать свое уважение к космической истории. Это совместное вспоминание о славном прошлом советской космической программы подтвердило их общее желание выглядеть российскими наследниками советской славы.
Постсоветская политическая элита присвоила образ Гагарина в качестве своего собственного идеологического символа, эмблемы национальной гордости и технической мощи, а также обоснования для претензий на возвращение статуса сверхдержавы. Точно так же как президент Путин вновь утвердил имперский трехцветный флаг, герб с двуглавым орлом и государственный гимн советской эпохи с новым текстом, чтобы придать величие постсоветским национальным символам, космические мифы советской эпохи были поставлены на службу спонсируемому государством проекту повышения пошатнувшегося престижа России. В июле 2008 года президент Дмитрий Медведев объявил 2011 год, 50-летнюю годовщину полета Гагарина, «годом российской космонавтики»739. В декабре 2009-го Путин, занимавший тогда пост главы правительства, председательствовал на заседании оргкомитета по празднованию годовщины полета Гагарина. В своей широко разрекламированной речи Путин назвал полет «Востока» «поистине национальным триумфом, который сплотил и объединил тогда весь народ». Он призвал использовать эту возможность, чтобы «еще раз убедительно напомнить мировой общественности о ключевой роли России в освоении космоса, о значении отечественных исследовательских программ для всего человечества»; он выступил против книг и видеоигр, которые ставят американские космические достижения выше советских, и призвал к всестороннему пересмотру школьных учебников, чтобы искоренить «разного рода фальсификации» космической истории740. Длинный список спонсируемых государством юбилейных проектов включал вручение новых орденов и медалей; строительство и реконструкцию музеев и памятников; новые книги, фильмы, теле- и радиопередачи; конференции, молодежные программы, а также художественные и спортивные мероприятия741. Российское правительство сделало своей задачей поставить космические мифы на службу собственным пропагандистским целям для повышения рейтинга внутри страны и улучшения своего имиджа за рубежом. Провозглашенное правительством намерение бороться с «фальсификациями» космической истории перекликается с ранее принятым президентом Медведевым решением о создании президентской комиссии «по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России»742. Похоже, в то время как вредные исторические нарративы надо искоренять, космические мифы, выгодные интересам российского государства, следует всячески поощрять.
В постсоветской культуре – мешанине старых советских и новых капиталистических культурных коннотаций – космические мифы часто принимают форму того, что культуролог Наталья Иванова назвала «no(w)stalgia» («ностальящее»): не осуждение или идеализация прошлого, но его актуализация как набора привлекательных для сегодняшнего дня символов. Аудитория «ностальящего» – это «коллективный участник и коллективный интерпретатор, создатель мифа, часть мифа и разоблачитель мифа, сам – живое прошлое и одновременно суд над этим прошлым»743. Культурный антрополог Сергей Ушакин утверждал, что главная задача «постсоциалистической поэтики ностальгических клише» состоит в том, чтобы «произвести знакомый эффект узнавания, пробудить общие воспоминания, указать на общий словарь символических знаков» и, таким образом, преодолеть «своеобразный постсоветский стилистический кризис, особую невыразительность постсоциалистического дискурса»744.
В старые символы стали вкладывать совершенно иные смыслы. Когда президент Путин и космонавты хотели найти общий язык, обеим сторонам пришлось обратиться к ностальгическим образам прошлого вроде портретов Гагарина. Однако иконография Гагарина более не была привязана к тем конкретным идеологическим посланиям советского времени. Она стала общим набором символов, который мог выражать широкий спектр новых смыслов. В начале 1990-х космическая иконография вошла в молодежную культуру на популярных «Гагаринских вечеринках» – танцевальных рейвах, проходивших в павильоне «Космос» на ВДНХ в Москве. С потолка свисали гигантские макеты ракет и космических кораблей, огромный портрет Гагарина украшал танцпол, и на вечеринку были приглашены настоящие космонавты, чтобы общаться с участниками вечеринки. Помещение старых советских реликвий в контекст молодежных вечеринок произвело странный освобождающий эффект: космические символы более не воспринимались как идеологически нагруженные эмблемы советской пропаганды или перестроечного ревизионизма. «Наложение советской символики на атрибуты рейв-культуры, которое может показаться ироничным и даже абсурдным,– пишет культурный антрополог Алексей Юрчак,– на самом деле освободило связанные с Гагариным и космической программой символы от
