Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс
При строительстве зал рассчитывался на 800 депутатов, так что сейчас он, пожалуй, напоминает полупустой амбар. Публичные галереи на втором этаже еще более вместительны – в них помещается до 1400 зрителей, – и вот они, судя по всему, уже заполнены. Публика глазеет на заседание со скамей на пяти широких галереях, разделенных греческими колоннами. На обоих концах зала имеется еще по публичной галерее с голубыми подушками. На уровне этих галерей установлены статуи деятелей, которые, по решению депутатов, тоже должны председательствовать на их собраниях. Это герои-республиканцы: со стороны сада – греки (Демосфен, Ликург, Солон, Платон), а со стороны двора – римляне (Камилл, Валерий Публикола, Цинциннат, Брут).
В этой римской галактике Брут – не кто иной, как Луций Юний Брут, свергнувший монархию и установивший Римскую республику (VI век до н. э.). Во Франции его репутация особенно высока благодаря знаменитой картине Давида «Ликторы приносят Бруту тела сыновей»[498], написанной в 1789 году. Во имя общественного блага Брут переступил через личные чувства и семейные узы и приказал казнить своих сыновей за совершенные ими преступления. Выдержат ли семейные узы сегодняшние события?
Однако в зале есть статуя и другого Брута, представляющего собой совсем другую форму преданности res publica. Еще более прославленный потомок первого Брута, Марк Юний Брут, также присутствует здесь в виде изваяния. Его статуя находится за креслом председателя рядом с двумя более поздними мучениками Свободы – бывшими депутатами Маратом и Лепелетье, которые были убиты контрреволюционерами в прошлом году. Марк Юний Брут возглавил заговор с целью убийства Юлия Цезаря в 44 году до н. э., когда тот вознамерился получить в римском сенате диктаторские полномочия. Не исключено, что эта ситуация напоминает не только мартовские иды, но и день 9 термидора…
Что ж, действительно, по крайней мере один депутат, занятый сейчас никчемной болтовней, тщательно подготовился к тому, чтобы войти в зал Конвента с кинжалом, – намереваясь, похоже, сыграть роль Марка Юния Брута в отношении Юлия Цезаря-Робеспьера. Это Жан-Ламбер Тальен.
11:45
ЗАЛ КОНВЕНТА, ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ
По мере приближения к полудню – официального времени начала заседания – все больше депутатов заходят в зал Конвента. Среди рутинных вопросов[499], которые рассматриваются с 11:00, попадаются самые разные. Зачитано более 20 посланий. Помимо описаний курьезных случаев на местах и поучительных проповедей, они изобилуют похвалами принятым Конвентом законам о Верховном существе, о нищенстве, о помощи бедным, об отказе брать в плен на поле боя английских и ганноверских солдат, о военных победах. Большинство писем, подписанных примерно месяц назад, поступило от обществ, основанных в городах и деревнях разных регионов Франции. Они неизменно патриотичны и до краев наполнены похвалами и восторгами. Среди прочего, это финальная стадия огромной волны из полученных где-то за месяц более чем 200 писем[500], где выражается скорбь по поводу покушения 22 мая на Робеспьера и Колло д’Эрбуа и выражается пожелание им всего хорошего. Надо же, как все изменилось за какие-то пару месяцев!
Регулярная особенность этих заседаний – акты патриотической щедрости. Три примера – непосредственно из сегодняшнего дня. Коммуна Прешак в Жиронде направляет 75 фунтов бинтов и большое количество старого постельного белья во фронтовые военные госпитали. Народное общество города Сюси-ан-Бри (ныне переименован в Сюси-Лепелетье) передает в государственную казну металл, снятый с местных храмов фанатизма (они же церкви), а также много селитры, соскобленной со стен подвалов. А вот общество Буа-д’Уэн в департаменте Рона обещало снарядить в кавалеристы на фронт местного парня. Как положено, они приводят подробности патриотического приданого, подробно описывают добровольца (34 года, рост 5 футов 2 дюйма, каштановые волосы и глаза, курносый нос, круглое загорелое лицо и т. д.) и его лошадь (4 года, рост 4 фута 5,5 дюйма, белая звезда на лбу, коричневая шерсть, три копыта белые и т. д.). Как зачастую и бывает, все три сообщения происходят из населенных пунктов, где живет не более тысячи человек. Все это может показаться скучным. Но для парижан это показатель того, что Конвент пользуется известностью и авторитетом далеко за пределами города, и напоминает о том, насколько силен во французском обществе патриотический порыв – и сколь далеко простирается поддержка Конвента. Это настоящая, живая низовая демократия во всей ее обыденности. Впрочем, обыденного сегодня в зале будет не так уж много.
Со своего места на депутатской скамье Тибодо примечает некоторую нервозность зала[501], ощущение неотвратимости и напряженное ожидание. Лица депутатов выражают самые разные эмоции. Актер Колло д’Эрбуа занял свое место в кресле председателя. Барер, как всегда, невозмутим и приветлив. Явившиеся вместе Сен-Жюст и Робеспьер подошли вплотную к трибуне и, кажется, никак не реагируют на вчерашние события. Сейчас все депутаты вынуждены сохранять стоическое спокойствие, как бы ни клокотало у них все внутри.
Согласно повестке дня, первым выступит Сен-Жюст. Он должен представить отчет о работе правительства и состоянии общественного мнения – так было решено на внутриправительственных переговорах 22–23 июля. Предполагалось, что сегодня он решительно заявит о духе единства, царящем в правительственных комитетах. Депутатам действительно интересно посмотреть, как он сделает это после всего, что произошло за последние несколько дней и в особенности за последние несколько часов. Но когда депутаты ждут, что председатель Колло объявит заседание открытым и вызовет Сен-Жюста для доклада, тот пишет записку и передает ее одному из служителей, который покидает зал.
11:59
ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ КОС, ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ
В то время как Конвент приступает к рассмотрению формальной повестки дня, в другом конце здания, в помещении КОС, уже проходит совместное заседание КОС и КОБ[502]. Оно назначено на 10 часов утра. На нем присутствует большинство членов, находящихся в Париже, но нет ни Колло д’Эрбуа, который сейчас председательствует в Конвенте, ни Робеспьера, ни Сен-Жюста, которые уже заседают в собрании. Главный вопрос встречи – рассмотрение доклада Сен-Жюста о Республике, как и было решено вчера на вечернем заседании. Также, по всей видимости, с Фуше будут обсуждаться выдвинутые против него обвинения. Фуше изъявил желание присутствовать, Сен-Жюст же – нет[503]; он обещал прийти к 11 часам.
В момент, когда Кутон вкатился в зал заседаний комитета, обсуждался вопрос о том, следует ли арестовывать Анрио. На вчерашнем заседании КОС Кутон не присутствовал, поэтому для него это, видимо, стало новостью. Не обращая внимания на обсуждение, он сразу же бросился в атаку на депутата Дюбуа-Крансе, который 25 июля в Конвенте успешно защитился от нападок Робеспьера. Кутон представил стопку бумаг, в которых, по его мнению, содержались неопровержимые доказательства вины депутата, связанной с его действиями при осаде Лиона в 1793 году. Выбранная Кутоном линия наступления на Дюбуа-Крансе позволяет ему предъявить обвинения также и Фуше – еще одному ветерану Лиона.
Кутон угрожает другим членам комитета, что не примет отказа по этому делу. Но Карно, как опытный военный инженер и знаток осадного дела, прерывает его, и между ними вспыхивает ссора:
