Финал в Турине - Алексей Вячеславович Зубков
— Маловато нас на такую ораву, — сказал Петруччи.
— Еще наш Тони здесь. Надеюсь, вы с ним не будете ссориться из-за того, что ваш недруг выбрал его секундантом.
— За сто дукатов мы и с сарацином не поссоримся. Но все равно мало.
— Я договорюсь насчет телеги. Забираем этих и едем в Турин. Остальных оставим под замком, они не так важны. Герцог завтра пришлет за ними стражу.
4. Глава. 29 декабря. В Сакра-ди-Сан-Мигеле становится тесно
В ворота заколотили тяжелыми кулаками.
— Открывайте! К вам благородные гости пожаловали!
Никто не открыл, потому что на южном дворе никого и не было. Монахи-разбойники лежали мертвыми, повара сидели под замком, дамы отдыхали на северном дворе, а следственная группа в разных местах допрашивала свидетелей.
Кто-то из «гостей» перелез через стену и открыл ворота. Двор наполнился вооруженными всадниками. Ни знамени, ни гербов на одежде. Но не разбойники.
Мальваузен и Петруччи смело вышли во двор. Источником смелости стал свиток с печатями.
— Кто здесь главный? — спросил главный из прибывших, молодой рыцарь в плаще поверх кирасы.
— Отец Доминик, — ответил Мальваузен, аккуратно уходя от ответственности.
— Точно? Не отец Жерар?
— Точно. Отец Жерар низложен еще вчера. Старшее духовное лицо в стенах обители дознаватель от инквизиции отец Доминик.
— Что здесь такого случилось?
— Разбойничий притон под видом аббатства. Подробнее не скажу, вчера здесь была настоящая бойня. Разбойники захватили дам, а за дамами приехал рыцарь.
— Максимилиан и Шарлотта де Круа?
— Рыцарь не представился и уже уехал. Если ищете дам, то они обе на северном дворе. Говорят с отцом Домиником.
Про то, что в замке были де Круа, сказал Мальваузену только Бонакорси. Кокки имя рыцаря не упоминал, сославшись на то, что лежал без сознания. Филомена и Гвидо могли бы сказать, но с ними вчера договорились, что Максимилиан не представился. Пленным он тем более не представился, а Беатрис и Анна пообещали, что не будут разглашать имя спасителя, пока не наступит время.
— А ты кто такой? — спросил рыцарь, — На священника не похож.
— Ден Мальваузен, служу губернатору Прованса, его светлости Рене де Виллару. В настоящее время я дознаватель с полномочиями от герцога Савойского и от декурионов Турина, — Мальваузен протянул свой свиток с печатями.
— Ламберто Гримальди.
Рыцарь ответил сухо и коротко, не пояснив ни чей он вассал, ни с какими целями прибыл сюда с вооруженным отрядом. Оба сообщили достаточно, чтобы произвести верное впечатление на сведущего человека. Носитель фамилии Гримальди состоит в родстве с высшими кругами Генуи, даже если сам по себе не является значимой фигурой. Рене де Виллар — сводный брат герцога Савойи.
Гримальди спешился и приказал своим напоить коней. Вот там конюшня, дальше сами разберутся, откуда тут берется вода.
Тем временем, Петруччи отправился арестовывать семью Кокки и обнаружил всех четверых на пороге церкви. Мальваузен, когда заходил в довольно небольшую комнату к пациенту, отправил всех посидеть в церкви, чтобы не путались под ногами. Сейчас они вышли во двор и разглядывали новых гостей обители.
— Так, вы все сейчас идете со мной, — сказал Петруччи.
— Куда? — спросил Гвидо.
— В кладовую под замок.
— Да хрен тебе, — сказал Гвидо и юркнул в открытые двери.
Бежать за ним? Зачем? Человек, который стоит сто дукатов, лежит под охраной со сломанной ногой. Вот его жена и дети, достаточно значимые заложники по сравнению с братом жены.
Петруччи взял за локоть Филомену и повел ее вдоль стены гостиницы. Дети пошли за мамой сами. Петруччи никуда не торопился. Как человек меча, живущий в Генуе, он знал фехтмейстера Антонио Кокки, знал, как погибла его семья и знал, почему Кокки до сих пор считался в Генуе холостяком и незавидным женихом. Тем удивительнее стало услышать, что у Кокки есть новая семья в Турине. Пользуясь возможностью, Петруччи удовлетворял свое любопытство, интересуясь всякими подробностями знакомства и семейной жизни.
Филомена же никак не хотела, чтобы ее посадили в подвал под замок. Поэтому она с большим удовольствием тараторила по сто слов в минуту, лишь бы потянуть время и остаться еще немного под неяркий декабрьским солнцем.
— За что нас под замок? — между семейными новостями спросила Филомена, — Мой муж и брат сражались против разбойников. Я все рассказала отцу Доминику.
— Твой муж арестован по совсем другому делу, — ответил Петруччи, — За него в Турине объявлена награда в сто дукатов.
— Господи! Что же он такое натворил?
— Еще спрашиваешь? Он убийца и нарушитель спокойствия.
— Это все рыжая виновата! Антонио порядочный человек!
Когда во двор въехали рыцари, Филомена сразу узнала Ламберто. Это он интересовался Рыжей. Вчера она оказалась здесь, в аббатстве не потому, что рыцарь ее отпустил, а потому что упустил. Гвидо рассказывал, как они ловко провели рыцаря и вытащили у него из-под носа сначала Рыжую, потом ее вещи.
— Ваша милость! — крикнула Филомена, — Помните меня?
Гримальди только что поговорил с Мальваузеном и спешился, чтобы пройти на внутренний двор.
— Помню, — ответил он.
Конечно, он помнил яркую брюнетку, которая тогда сразу сдала ему Рыжую.
— Вы ведь не нашли вашу Рыжую? Она от Вас сбежала?
— Не нашел. Знаешь, где она?
— Знаю, но это же не ваш человек хочет посадить меня под замок, — Филомена кивнула на Петруччи.
— Кто ты? — спросил Гримальди.
— Алессандро Петруччи из Генуи.
— Ты не из тех Петруччи, которые держат лучшую в городе школу фехтования?
— Из тех.
— Я Ламберто Гримальди, и меня учил держать меч другой человек. Но вашу школу я уважаю.
Петруччи поклонился. Гримальди — очень значимая фамилия в Генуе.
— Я забираю эту женщину, — сказал Гримальди.
— Я не похищаю ее, а арестовываю. Здесь работает дознаватель из Турина, — возразил Петруччи.
— По какому обвинению?
— Ее муж известный преступник. За него дают сто дукатов за живого или мертвого.
