Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов
Самый главный грех Святополка как персонажа агиографического произведения – это не столько само убийство своих братьев. Тяжесть преступления – важная составляющая его вины. Однако окончательное приобщение киевского князя к образу Каина – братоубийцы – происходит именно после кончины Глеба. Получив известие о его смерти, Святополк «възнесе ся срьдьцьмь», возгордился свершенным убийством. И именно вследствие этого его и настигает оперативная Божья кара в лице другого брата – Ярослава Мудрого.
История о Борисе и Глебе имеет несколько версий. И если «Сказание» и его редакции закрепили основную версию, которая и стала распространяться по Русской земле, то «Чтение о Борисе и Глебе», составленное еще летописцем Нестором в самом конце XI века, рассказывало о подвиге святых несколько иначе. В этой более ранней версии параллели с Ветхим и Новым Заветами оказываются не так ярко прописаны. Подвиг Бориса и Глеба оказывается схож в их общем решении взять за образец «жития и мучения святых». Оба брата узнают о заговоре Святополка, и оба предаются смерти осознанно, выдвигая вперед сам факт подчинения младшего старшему. Многие младшие князья в периоды усобной борьбы сопротивлялись старшим и даже умирали во время этой братской войны. Однако святых венцов они не стяжали, в отличие от Бориса и Глеба.
Смирение Бориса и Глеба рисует новую характеристику тиранической власти – братоубийственной, но не только лишь по одной крови. Святополк – это преступник-единоверец, знающий о христианских заповедях, в отличие от тирана-язычника. Однако он осознанно преступает закон, желая завладеть тем, что не принадлежит ему – землями Бориса и Глеба: «Не преподобно бо есть ковати ковъ на брата своего». Суть преступления Святополка оказывается не только в том, что он убил своих братьев, но и в попытке узурпации власти, которая принадлежит вовсе не «князьям земным», а Богу. Такое предупреждение всем, кто забывает о божественном источнике власти, станет одним из важнейших оснований древнерусской книжности. Развязкой же любой братоубийственной брани должен быть Божий суд, который настигал любого преступника.
Когда в начале XIII века рязанские князья Глеб и Константин Владимировичи устроят съезд в Исадах, по итогу которого они убьют своего родного брата Изяслава и пятерых кузенов с помощью половцев, их преступление попадет в летописи с аналогичными оценками. И сам рассказ об их преступлениях как посягательстве на верховную власть будет предваряться формулой, которая появилась еще в циклах сочинений о Борисе и Глебе: «И не знали окаянные Божьего промысла: дает он власть кому хочет, поставляет Всевышний царя и князя. Какую кару принял Каин от Бога, убив Авеля, брата своего: не проклятие ли и ужас? Или ваш сродник окаянный Святополк, убив братьев своих, тем князьям не принес ли венец царствия небесного, а себе – вечную муку?»
В итоге образ что Святополка Окаянного, что Святослава Ярославича, что рязанских князей Глеба и Константина сводится не только к самому убийству. Убивать – плохо, это знает каждый христианин. Он сводится к убийству осознанному и с претензией на присвоение власти, распределять которую положено лишь Богу. В итоге формула сюжета практически не меняется с веками. Узурпатор посягает на то, что ему не принадлежит по праву, а жертвы, в полном соответствии с общепринятым определением ситуации, проявляют высшее смирение.
В дальнейшем парадигмы мученичества за веру и непротивления будут успешно сосуществовать. Позже в русскую житийную традицию христиан-страстотерпцев вернется модель поведения, связанная с демонстративным протестом убийце и нарушителю заповедей. Однако возможность спокойно и безропотно принять свою смерть останется. Таков путь мученичества перед лицом мучителя.
«Греки» и их коварство
Тесное общение Руси с Византийской империей – она же «царство Греческое» – давало о себе знать очень и очень долго. Нельзя сказать, будто бы русская культура выросла лишь благодаря активным заимствованиям из «греческой» культуры. Довольно рано мы начали по-своему толковать различные детали новообретенной веры, иначе считывать их политические традиции, литературные предпочтения и христианские образцы. Однако вплоть до наступления Нового времени ромеи никуда не исчезали. Они оставались почитаемым, пусть и не всегда признаваемым образцом, который можно было как хвалить, так и ругать – в зависимости от нужды автора. Так было и с отношением к их правителям: «христолюбивым» и «благоверным» с одной стороны, но «окаянным» и «преступным» с другой.
Только за X–XI века византийские императоры на страницах летописей успели проявить столь осуждаемую хитрость в отношении русских государей по меньшей мере несколько раз. Так, например, чуть не «пострадала» от византийского императора Константина княгиня Ольга, которую тот пытался взять замуж после крещения под именем Елены. И пусть по тексту «Повести временных лет» сама Ольга умудряется перехитрить василевса, сначала отказав ему в браке, а после – в богатых дарах, фигура византийского государя оказывается не так положительна, как фигура киевской княгини. Хотя тут все упирается в подход «он первый начал».
Другой эпизод, демонстрирующий нам византийскую «хитрость», связан уже с князем Владимиром, пока еще не Святым. Этот сюжет обычно выпадает из текста «Повести временных лет», однако считывается историками по событиям, которые привели к браку Анны Византийской с киевским князем. Дело в том, что брак с византийской царевной был платой, которую потребовал Владимир за помощь василевсу Василию II в подавлении мятежа одного из его полководцев – Варды Фоки. Русский «контингент», успешно показав себя на поле боя, выполнил условия соглашения. Однако отправлять свою багрянородную племянницу на Русь ромейский император не спешил. Именно поэтому князь Владимир в 988 году отправился в Крым на осаду Корсуни. В тексте «Повести временных лет» этот поступок князя никак не объясняется, мол, взял и «пошел». Однако этот поход мог быть напрямую связан с нежеланием «греков» выполнять заключенный с Киевом договор. Итог этого похода известен: Владимир получает в жены Анну Романовну и вскоре принимает крещение. Счастливый конец.
Куда менее удачно закончились контакты с «греками» для князя Ростислава Тмутараканьского, внука Ярослава Мудрого.
