Записки аэронавта - Алексей Петрович Цветков
рвется парча сетчатки паучий шелк
спи электричество локомотив умолк
гаснут глаза глаголы и города
белочка прячется в листьях но голова
вполоборота словно шепча пока
море и все эти звезды и ты а к
«напрасно в направленье ада…»
напрасно в направленье ада
прокладывать загробный путь
давайте умирать не надо
продолжим жить куда-нибудь
пусть било нас и обижало
надежда выжжена в груди
но там же обнажает жало
такое что не приведи
ведь жив же каждый жабры грея
под общим солнцем без труда
я к вам привык за это время
зачем расстанемся тогда
жаль что однажды как цунами
слизнет и больше ни души
есть и плохие между нами
но мы и сами хороши
нас мало канарейка мышь ли
зимой озябшие в пальто
живите все какие вышли
и все простите если что
ностальгия
вдруг стало меньше глины и песка
запели вслух кузнечики и птицы
все говорит о том что цель близка
пустыня распахнула нам границы
промешкали простой обряд творя
над прахом дряхлого поводыря
и на рассвете вышли пешим ходом
к земле текущей молоком и медом
он клялся что желанней края нет
эдемский сад сравнится с ним едва ли
но с той поры десятки скудных лет
и поколенья мертвых миновали
покуда нас носило далеко
засахарился мед а молоко
прокисло что ли но в краю похожем
на миражи мы жить уже не можем
мы к звездному приучены шатру
в безводном грунте память утопили
зачем звенят кузнечики в жару
и что нам делать с птицами такими
платаны строем издали грозят
нам страшно здесь мы повернем назад
там норма с пайкой вертухай и ватник
и кость в пустыне теребит стервятник
«гаснет мозг и неизвестно…»
гаснет мозг и неизвестно
знаний поздняя заря
беспорядочная песня
повисает изо рта
смотришь пегий как морская
свинка в юности сама
постепенно упуская
все подробности ума
мелкий бог и неумелый
сочинял тебя дружок
между лап животик белый
ушки жалкие в кружок
или зеркалу в прихожей
недостаточно пригож
шевеля мышиной кожей
песню прошлую жуешь
прячь трагический румянец
тайно ушками торча
скоро выйдет перуанец
он и съест тебя тогда
и скелетик твой загробный
весь в рентгеновском дыму
лапку вилочкой подробной
вложит в лапку моему
«суетился в окрестности озера…»
суетился в окрестности озера
невнимательно словно во сне
видел бродского там или лосева
миновало и где они все
в этом зареве зависть попутчица
озорней окуней за плотом
только молодость раз и получится
а за ней эпизоды потом
все усердие сердца в крови мое
память спит и не стоит труда
где ты озеро непоправимое
розоватая в безднах вода
тихой охрой стремительным суриком
до детройта нагрянул закат
в стороне где по суткам и сумеркам
бродит бродский и лосев сохат
ожидание
скрипит луна меж лапами платана
трава мертва ни шороха в листве
cова минервы в сумерки летала
мышей в саду повыела везде
трудился ум в ком мудрость не дремала
хулу превозмогая и молву
все агадот вся мишна и гемара
усвоены до извести в мозгу
и овладев предвечной тайной речи
промедлишь на пороге поутру
в неряшливо наброшенном на плечи
лапсердаке и пейсы на ветру
там небеса в летательных машинах
в лесах соборы нефть в кишке течет
но где-нибудь уже рожден машиах
и начат окончательный отсчет
пусть гойские под витражами гимны
неистовы но разве звук пустой
завет и обязательства взаимны
шемот глава вторая стих шестой
стоишь себе в простом еврейском платье
под ветром поутру глаза огнем
а эти снова возвели распятье
и что-нибудь развесили на нем
надежда обождет мозги на вынос
из книги расползаются слова
трава шуршит платан стоит где вырос
луна прошла и сладко спит сова
смерть дидоны
бросит серп землероб и каменотес кайло
в почерневшей лазури из ангелов никого
спят сопя светила лишь с берега шлет гора блик
но в сожженном зрачке ее отраженье ложь
странник нижнего неба куда ты всегда плывешь
золотой кораблик
если предок в пещере не изобрел огня
не барахтаться в браке до остального дня
полоснешь серпом и легко пребываешь холост
золотой на волне долговое письмо врагу
землероб ли да с каменотесом на берегу
собирают хворост
догори дорогая рубиново меркни спи
корабли на воде словно скифы в пустой степи
или блохи в руне олимпийским гонимы гневом
сокрушителям башен не стоила троя труда
всхлипнет море и вспомнит кем оно было тогда
затонувшим небом
на истлевшем сердце парусный светел след
искривляет время коралловый твой скелет
но на звездном заднике смазан в туман от ветра
только грунт елисейских раздолий реально тверд
только знает любовь кого заманила в порт
и кого отвергла
вальс со слезой
в лесу непролазном где плесы луна целовала
где вотчина божья однажды а нынче ничья
уткнувшись веснушками в мятый подол сарафана
аленушка плачет и горе ее в три ручья
сопрано вконец сорвала и овраг затопила
по поводу братца все жребии бедному злы
напился поди из копыта быть может тапира
в заморский один зоопарк на заре увезли
над темной водой птеродактили кычут летая
ползут трилобиты кембрийских не слушаясь уз
по пеленгу плача плывут корабли из китая
на палубах панды грызут стратегический груз
по горло в дубравах кикиморы пробуют воду
столетняя плесень в горючей славянской косе
но нет ни малейшего шанса из клетки на волю
найти человечье копытце и снова как все
уходят медведи что в дебрях бока отлежали
на кручи валдая из ягодных отчих долин
рвануть бы по отмелям с жабами их и ужами
к той ржавой задвижке где плачет аленушка блин
подступит
