Записки аэронавта - Алексей Петрович Цветков
в золотом кремле
но за гробом зебры до звезд саванна
словно в детском сне
только слов во рту до свиданья анна
и другие все
8 октября 2006
«наливаются листья последним зеленым огнем…»
наливаются листья последним зеленым огнем
словно спазмы земли серебрятся овраги кромешно
в стекла к вечеру бражник и смертная метка на нем
так кончается лето и больше не надо конечно
напоследок пока под стопой мостовые теплы
все никак перед сумраком не наиграются дети
а в недолгих домах что за мы притаились в тени
и вверху перелетные клином крикливые эти
лягут долго ли коротко ли на траву холода
все равнины ровней и продрогшие горы покатей
согревало внутри сколько совесть была молода
но свело поясницу и вот не слезает с полатей
видно бронзовый наш закатился и следом стальной
так сподручнее крючьями к берегу души нагие
и в последнее лето над приговоренной страной
только бурые лопасти сфинкса а мы никакие
это тифона критские птицы в гортанном дыму
отогнать бы однако да правды во рту ни глоточка
а какие и кто мы по списку ответим тому
кто дохнет февралем и кому эта бабочка дочка
«когда-нибудь пришла и встала у окна…»
когда-нибудь пришла и встала у окна
к присутствию спиной а в небесах чертила
всю синеву и траекторию орла
я очинял перо и разводил чернила
мир вечерел квазары падали в подол
пускай бы вымысел удачен был у бога
так подмывало петь но видимо потом
когда прокашляться после ее ухода
хотелось что судьба отсюда не беда
сквозь трепет изнутри где близко плоть слепая
я постигал с трудом кто у меня была
пришла и у окна когда-нибудь стояла
навек и светится что никогда прошло
как у себя в ласко в большой бизоньей шкуре
вся радость на стене лазурное пятно
где кажется умри и будешь жив не хуже
сойдя по паспорту в неброскую страну
в окрестность скромную москвы или саранска
припоминаешь как однажды жил в раю
и голос пробовал так сипло но старался
«покуда вертится и крутится…»
покуда вертится и крутится
то гнев определит то милость
кому какое что там трудится
следя чтоб не остановилось
всегда старается и движется
но раздается слово фальши
фита в наборе или ижица
и боязно что будет дальше
еще вчера такими храбрыми
на стогнах предстояли богу
а нынче словно воздух жабрами
предсмертную вдыхаем воду
как все-таки тесна вселенная
в заплатах звездного асбеста
такая местность здоровенная
а для себя так мало места
хотя бы небо но сожгли его
и в штопоре струится летчик
когда слепого и сопливого
судьба берет тебя на счетчик
всегда цветы и в камне профили
рождайся жить не слишком скоро
все будет как в финале оперы
но под водой и строго соло
«зима распрямит изнутри свитера и перчатки…»
зима распрямит изнутри свитера и перчатки
там рук и локтей и согретых сердец отпечатки
вернее объемы под шероховатостью шерсти
фигуры декарта насквозь в снеговую подушку
созвездие жизненных форм возникающих вместе
сезонные зимние лица в надежде на дружбу
зима ниспадает и пышет как снежная домна
куда нам телесно друг с другом и вместе объемно
такие живые на ощупь приветствуя встречных
внезапные ноги влагая в двуствольные ножны
а многие дети вообще в своих варежках вечных
и страх отступает раз дети на свете возможны
внутри под одеждой поэты и певчие музы
мы племя платона тетраэдров крепкие друзы
пространство протерто в локтях уступая старанью
и мы существуем сквозь стужу прекрасно и тесно
прижав идеальное тело углом или гранью
овечьим руном обведя заповедное место
покуда пурга расстилает огромные песни
какие мы твердые были и быстро исчезли
замок
радуйся кто останется на земле завтра
ты будешь человек когда мы уже книги
эти древние стеной на брустверы замка
шедшие пали и скоро пора за ними
но доколе в ящике не лежит повестка
оживают внутри каждому подберу рамку
или уже лежит но до одного места
какой они придумают штраф за неявку
вот володя власенко весь лыс брови русы
встретились бы недавно да не легла карта
вечное алиби нож от безумной музы
весь в мозгу потому что ни одного кадра
вот люба якушева жила не успела
разлука битком как телефонная книжка
здесь на юзерпике словно в жж слева
неужели я неправда ошибка вышла
незабвенных не сыскать а я вполне вот он
живее всех кто свое отсуществовали
жизнь блудит и нерестится отдает потом
велик интернет но всем отступать в реале
радуйся день что живых застигнешь снаружи
радуйся ночь что предшествуешь блеску солнца
над замком куда не вхожи павшие души
вот и наша шеренга слабеет и гнется
но глядя на смерть видишь она и есть замок
а не то что нам полуразгромленным мнится
эти резные двери и тишина в залах
шпалеры на стенах и охрой в рамах лица
значит реальна крепость и древними взята
но поди проверь лично пока не дашь дуба
войдешь а там сидят на пиру всегда завтра
агафон эриксимах федр володя люба
«я провел вместо бродского семь лет в вольере…»
я провел вместо бродского семь лет в вольере
носил вериги но оступился в вере
семенил в колесе семья-работа
рвался к финишной положив на старость
по капле выдавливал из себя идиота
exegi monumentum чему осталось
на ничьей полосе половинкой в сумрак
цикл посущественней чем смена суток
вкусил экскурсантом на сан-микеле
дружбы в граните с кем не смог в теле
скоро буду рад и такой встрече
разница слаба эпигон или гений
где от нас остается часть речи
но уже никакое из местоимений
возложил к подножию сто лир и muratti
память праху о предстоящем брате
слева в сумраке совсем как покойник
стартовал с ямба пересел на дольник
различаю на слух где чехи где словаки
был у китса в риме у лесьмяна в польше
здесь верны только женщины и собаки
я любил обеих но кошек больше
у кого над островом крыша в звездах
врос загробно в адриатический воздух
после бродского как и после бога
остается воздух и это много
