Умереть, чтобы выжить. Фронтовые истории, наше время - Владлен Николаевич Чертинов

Апофеозом войны для него стали бои за Кожевню. Это село находится меньше чем в километре от российской границы. Его удерживали две украинские аэромобильные бригады численностью порядка 600 человек. Со стороны ополченцев было от силы 150. Выбить противника смогли только на шестой раз. Штрафбат до сих пор не может понять, как это получилось.

– Наверное, у них духу не хватило. А мы просто лезли, грызли их. Потеряли больше половины личного состава.

Для штурма ополченцы собрали всю свою технику: два танка, два БТР, две БМП и две «зушки» (зенитные установки на грузовиках).

У Кожевни Сергей на своей БМП под флагом с ликом Христа принял бой с двумя танками. Рассказ об этом лучше читать в прямой речи:

– 22 июля наша пехота дошла до середины Кожевни и не смогла дальше продвинуться. Противник начал ее выдавливать. Но ребятам удалось закрепиться на самом краю села. Они кричат по рации, что у них 70 процентов раненых. Самурай, который командовал штурмом, подбегает к нам: «Делай что хочешь, но их надо вывозить». А мы – в Дмитровке. До Кожевни – несколько километров по открытому полю. Объясняю, что это самоубийство: если ехать напрямую, мы будем как кабаны в тире. Наши танки к тому моменту уже подбили. К тому же у нашей «бэхи» после утреннего боя заклинило башню – она не вращалась. Решили объехать село по «зеленке», зайти с тыла и дальше промчаться на всех парах по улице до окраины, где еще держались ребята. Помимо моей БМП была еще одна и два БТР. И мы понеслись.

В машине были стрелок-радист Петрович из Горловки, наводчик-оператор Лось из Подмосковья и пехотинец Сюрприз, который напросился с нами таскать раненых. По дороге наша колонна заблудилась. То на одну позицию вэсэушников выскочим, то на другую. И все это, считай, в их тылу. Они, перепуганные, лупят по нам из чего только можно, пули с искрами отлетают от брони: вокруг моей «бэхи» – настоящий фейерверк. Наконец въехали в какую-то ложбинку. Остановились. Один местный, вроде как проводник, вместе с командиром другой БМП (позывной Матрос) вылезли и пошли осмотреться. Вернулся только местный – Матроса снял снайпер. Такая вот жопа! Что делать? Поехали наудачу по грунтовке между полями. Я шел последним. В клубах пыли через триплексы ничего не видать. Поэтому шел по-походному с открытым люком. Высунусь из него, посмотрю, правильно ли еду за колонной, и опять ныряю, потому что по нам ведут огонь и по броне долбят осколки. Ну и прозевал поворот. Вылезаю в очередной раз из люка – передо мной уже нет никого. Наша колонна под прямым углом направо ушла, а я проскочил, и впереди – два украинских танка. Так быстро я никогда в жизни не соображал. Думаю, если я сейчас начну разворачиваться, танки даже стрелять по мне не станут – сначала перещелкают нашу колонну, а когда уже я к ней подъеду, накроют и меня.

И тогда я решил поступить нестандартно – прямо на них попер. А там, в танках, живые же люди, не знают, что у меня в голове. Над моей БМП развевается Спас Нерукотворный. Может, я смертник, религиозный фанатик, и машина моя начинена взрывчаткой? Танкисты весь огонь перенесли на меня. Тут уже непонятно было, кто на кого нападал. Расстояние между нами сокращалось. Они «бегом» перезаряжали орудия и, поскольку, видимо, тоже были на нервах, не очень тщательно целились. Ну и так получилось, что благодаря этому моему маневру наша колонна спаслась. Я маневрировал, крутился, как мог. После каждого выстрела танка отсчитывал в уме секунды, которые должны были у танкистов уйти на перезарядку, и сворачивал. А когда метров 300 до них оставалось, решил применить один прием. Им сейчас водители БМП редко пользуются, а многие про него, может, и не знают. У этой машины есть такая штука, как ручной тормоз. Он действует только на одну правую гусеницу, и, если ты дернешь его на большой скорости, машину резко развернет вправо. Поймав нужное тебе направление, ты жмешь уже на педаль тормоза, добавляешь газ – БМП, задрав нос кверху, как моторная лодка, мчится дальше. Таким маневром я не столько хотел от танков уйти, сколько подставить под выстрел зад своей «бэхи». Если бы танк попал мне снарядом в лоб, никаких шансов на спасение не было бы, а так они появлялись. И еще я молил Бога, чтобы снаряд оказался кумулятивным, а не фугасным. Если кумулятивный снаряд попадет внутрь бронемашины и там все закрыто, то образуется вакуум – человека так сжимает, что его внутренности выдавливаются через глаза, уши и другие отверстия. Но я, опытный водитель, ехал с открытыми люками, и кумулятивный снаряд не мог причинить мне большого урона. В отличие от фугасного, который, даже если бы просто рядом разорвался, нас бы осколками поразил… Но Бог спас. В нас попал кумулятивный снаряд. Он угодил в отсек десанта и, прошив мою «бэху» насквозь, вылетел с другого борта. Пехотинец Сюрприз находившийся в этом отсеке, погиб на месте. Я врезался лицом в штурвал. Оно было все залито кровью. «Ты был прекрасно ужасен», – сказал потом Петрович. Сам он спиной сломал стальную спинку сидения, въехал под башню – увидел вокруг нее огненный круг и ноги Лося, как из катапульты вылетающего наружу. Лось перекувырнулся по броне, на скорости рухнул на землю, умудрившись ничего себе не сломать, и побежал за «бэхой». Машина загорелась, но по инерции мы, преодолев еще 50 метров, смогли дотянуть до «зеленки» и въехать в нее. Забрались подальше в кустарник и залегли.

Начался минометный обстрел. Там был глубокий овраг, мы потихоньку сползли в него. На троих – только один автомат с двумя магазинами, две гранаты и штык-нож. Подошла пехота противника, стала прочесывать овраг, простреливать из автоматов. Они шли в открытую, разговаривали по-украински. Это было в их тылу. Они знали, что нас мало и мы не дернемся. А мы лежали в кустарнике и старались не дышать. И тут я вспомнил рассказ своего деда. Когда он убежал из концлагеря, вот так же лежал, прятался, а немцы искали его – шли, переговаривались. Я будто перенесся в прошлое и оказался на его месте, чувствовал то же самое, что когда-то чувствовал он. Это было очень сильное ощущение. Я хорошо знаю украинский язык, для меня он второй родной, но с 22 июля 2014 года я не могу его слышать.

«Зеленка» в овраге бал очень густой, и