Умереть, чтобы выжить. Фронтовые истории, наше время - Владлен Николаевич Чертинов
Дождавшись темноты, они выползли к полю подсолнухов. Но куда идти, не знали, потому что заблудились. Шли наугад.
Сгоревшая БМП Штрафбата.
Фото предоставлено Сергеем Зинченко
Лось вспомнил, что в один из предыдущих дней вел из БМП огонь по какой-то вышке. Сказал, что, если снова увидит ее, сможет сориентироваться. Отползли в поле под одиноко стоящее дерево, под ним ждали рассвета. И действительно, с первыми лучами солнца увидели эту вышку. Когда выходили к своим, Штрафбат чуть не напоролся на растяжку, поставленную ополченцами. Граната была приделана к проволоке между двумя палками, воткнутыми в зарослях кукурузы.
– Я не заметил ее, потому что уже плохо видел – глаза заплыли. Но увидели ребята, закричали: «Штраф, растяжка!» И в этот момент я ее сам почувствовал – прямо грудью на проволоку надавил. Отступил назад, мы пролезли под проволокой. Я шел, сжимая гранату в руке. Когда благополучно добрались до наших, еще долго не мог эту руку разжать.
И вот тут, когда самое страшное осталось уже позади, Штрафбату было явлено то, чего ни один атеист никогда не поймет.
Чудо всей жизни
Петрович рассказал, что в момент попадания в их БМП снаряда у него остановились ручные часы. Стрелки застыли ровно на 17 часах. А когда они пролезли под растяжкой, часы снова пошли.
Штрафбат не поверил своим ушам. Только сейчас до него дошло, что на самом деле случилось:
– 22 июля 2014 года меня подбили на БМП во второй раз. А впервые это произошло в 1992 году в районе Агдама (город в 26 километрах от столицы Карабаха). И тоже 22 июля в 17 часов! Почему я это знаю? Потому что тогда у одного человека в «бэхе» – адьютанта начальника штаба Гянджинского батальона – тоже остановились часы! Есть такой феномен, который на протяжении истории был замечен уже не раз, и о нем даже написано в учебниках по криминалистике: в момент смерти человека его механические часы останавливаются. Лично я часов никогда не ношу. Но в обоих случаях, когда меня подбивали, часы останавливались у тех, кто не погибал, а оставался жив. А в истории под Кожевней они у Петровича еще и пошли – сразу после того, как мы чудом не подорвались на растяжке. Мой вывод: мы должны были погибнуть, но снова начали жить.
Один из двадцати флагов с Афона, защитивших Донбасс, хранится теперь у Сергея.
Фото автора
Память о двух этих случаях отпечаталась у Сергея Зинченко на лице. На его лбу два шрама. Первый справа: когда 22 июля в 1992 году он выбрался из подбитой БМП, поблизости разорвалась минометная мина и один из осколков застрял в лобной кости. Второй шрам слева над бровью – от удара о штурвал 22 июля в 2014-м.
Штрафбат – крупный план.
Шрамы остались на память о чуде. Фото автора
Один флаг с ликом Спаса Нерукотворного сгорел вместе с «бэхой». А второй жив. Сергей хранит его как святыню.
На следующий день, 23 июля, ополченцы взяли Кожевню. Сергей с товарищами в том бою уже не участвовали – их отвезли в госпиталь. Но свой вклад в победу они внесли: их безумная отвлекающая атака помогла сохранить для решающего штурма два БТР и одну БМП. Другой техники у ополченцев на тот момент не было. А раненых, из-за которых был предпринят этот обреченный на неудачу рейд бронетехники, с темнотой спокойно доставили на машинах…
Потом, отыскав на карте место своего боя, Штрафбат сильно был удивлен. Оказывается, их «бэха» мчалась на два украинских танка прямо вдоль российской границы, вблизи от нее.
Отдых Штрафбата.
Фото предоставлено Сергеем Зинченко
Свидетелем их подвига стал военкор Сергей Кореченков из интернет-издания «Информационный корпус». Он находился в одной из машин той спасенной колонны, и 26 июля, разыскав Штрафбата с Лосем, по горячим следам взял у них интервью. А через 10 дней Кореченков погиб вместе с коллегами Сергеем Стениным и Андреем Вячало по пути в Дмитровку. Колонну беженцев, в которой они ехали, расстреляли танк и БМП 79-й аэромобильной бригады ВСУ. Для Кореченкова то интервью со Штрафбатом оказалось последним…
Бои за выход к российской границе открыли для ополчения сезон побед и «котлов». Собственно, первый котел (его еще называют «Южным») там на границе и случился. 438 украинских десантников, чтобы спастись, были вынуждены уйти на российскую территорию.
Потом в августе начались бои за Иловайск, обернувшиеся для вэсэушников вторым котлом. А в январе 2015-го случился и третий – дебальцевский. Враги сдавались целыми подразделениями.
За бой с танками у Кожевни Штрафбата обещали представить к Георгиевскому кресту. Но в суматохе об этом забыли, и в итоге он получил другой крест – «За спецоперацию», а Георгиевский ему вручили лишь через несколько лет. Всего у Штрафбата пять наград за эту войну.
Горечь мира и тыла
В сентябре 2014-го ополченцы могли легко взять Мариуполь. Но им не дали это сделать, хотя ВСУ уже фактически оставили город. Вооруженные силы ДНР получили приказ в Мариуполь не входить. Штрафбат считает, что тому могли быть две причины. Первая – договоренность с украинским олигархом Ринатом Ахметовым, чьи главные активы находятся как раз в Мариуполе. Вторая – командование посчитало, что ополчение не сможет удерживать такую большую территорию.
– Оно тогда насчитывало 30–35 тысяч человек. А Мариуполь – не маленький город. Плюс – коммуникации, которые к нему ведут. В то время Донецк-то контролировали с грехом пополам. Надо было наводить порядок в своих рядах. Ополченцы особенно на первом, самом трудном этапе войны в основном все-таки были идейные, чистые. Когда мы в Шапошникове в одном доме квартировали, даже лук не рвали в огороде без разрешения хозяев, хотя те приезжали только раз в три дня проведать свое имущество… Но махновщины все равно хватало. Приходилось разоружать целые отряды. И ты пойди-объясни мужикам, реальным героям этой войны, что партизанское движение закончилось и надо создавать армию.
После Дебальцева в Донбассе вплоть до февраля 2022 года – начала СВО – больше не было крупных военных операций и серьезных боев. 90 процентов самых идейных добровольцев из России покинули ДНР. В местную армию стало приходить много людей, которые
