Гестапо. Миф и реальность гитлеровской тайной полиции - Фрэнк Макдоноу
Мария вспомнила, что много раз видела Каролину с красным флагом на митингах КПГ в Веймарскую республику. Пожилая жительница по имени Роза Барр утверждала, что всем известно о членстве Каролины в КПГ, и утверждала, что Каролина однажды сказала ей, что записала своих детей в организации Гитлерюгенда только для того, чтобы создать впечатление, будто она теперь лояльна нацистскому режиму. Герман Габлон, который также жил в этом же доме, сказал, что никогда не был свидетелем ссор между Каролиной и другими жильцами, но его дочь рассказывала ему о них. Он считал, что все обвинения в адрес Каролины относительно её неизменной преданности коммунистическому делу были правдой. Смотритель дома подтвердил, что Каролина оказывала деструктивное влияние, и отметил, что она часто участвовала в спорах с жильцами в общей прачечной.
Гестапо устроило Каролине длительный допрос. Она отвергла все обвинения своих обвинителей. Она подчеркнула, что, поскольку её муж был функционером Германского трудового фронта, а дети – членами Гитлерюгенда, это доказывает её лояльность к Национальному сообществу. «Эти обвинения – не что иное, как постыдный акт мести», – добавила она. В ходе дальнейшего допроса она призналась, что когда-то была членом социалистической СДПГ, но не КПГ.
Офицер гестапо отметил в своём отчёте, что Каролина была «бесчестной женщиной», которая признавалась в чём-либо только тогда, когда ей предъявляли «неопровержимые доказательства». Руководителю нацистской партии округа Эссен было предложено предоставить отчёт о политической благонадёжности семьи Крупп. Он описал Каролину как «вздорную» и «политически неблагонадёжную». Также было установлено, что ни Каролина, ни Эрих никогда не были членами КПГ, но в период Веймарской республики активно участвовали в деятельности социалистической СДПГ. В конце этого длительного расследования офицер гестапо, занимавшийся этим делом, пришёл к выводу, что коммунистические симпатии Каролины были совершенно очевидны. Он убедился, что выдвинутые против неё обвинения не были мотивированы местью, а выражали искреннюю и всеобщую обеспокоенность в доме политической лояльностью Каролины Национальному сообществу. Никаких доказательств того, что Каролина по-прежнему принимала активное участие в коммунистическом подполье, представлено не было, однако гестапо обвинило ее в «подготовке государственной измены» и отправило на суд в «Особый суд» в Дортмунде, где ее приговорили к короткому сроку тюремного заключения.37 Гестапо решило показать Каролине, что нацистский режим нетерпим к явным диссидентским коммунистическим взглядам.
Другой сторонник коммунистов, Петер Пенк (родился в 1915 году), жил в промышленном городе Мюнхенгладбах на Западном Рейне.38 Он был католиком, как и большинство жителей города.39 У КПГ было больше всего сторонников в районе, окружающем местные хлопчатобумажные и текстильные фабрики. Петер работал на одной из них прядильщиком хлопка. 2 мая 1937 года была разбита витрина местного магазина, принадлежавшего Бураю Кузменту, еврею из Польши. Владелец магазина заявил, что это нападение совершили три человека. Он опознал двоих из них в местном пабе: Михаэля Дорфа и Арнольда Зиглера. Гестапо арестовало обоих. Они отрицали какую-либо причастность, но назвали преступником Петера Пенка. Вскоре появились и другие свидетели. Все они описали Петера как известного местного коммунистического активиста и нарушителя общественного порядка. Гестапо решило не рассматривать инцидент как мотивированный антисемитизмом. Вместо этого офицер гестапо, возглавлявший расследование, заявил, что это был известный коммунистический трюк: нападать на еврейские магазины и перекладывать вину на местных нацистских штурмовиков. «Общественность легко склонна обвинять [нацистское] движение в подобных [антисемитских] преступлениях», — отметил он в своём отчёте об инциденте. Это утверждение не было подкреплено конкретными примерами нападений коммунистов на еврейские магазины.
Гестапо вызвало Петера Пенка на допрос. Он отрицал какую-либо симпатию к коммунистическим доктринам. Он был убежденным национал-социалистом, сказал он, и членом Гитлерюгенда с 1931 по 1933 год. Он ушёл только потому, что потерял работу и не мог позволить себе необходимую форму и снаряжение ГЮ. Офицер гестапо попросил Петера объяснить, как вообще разбили витрину. Он сказал, что весь день провёл в пивном зале и выпил в общей сложности около двадцати кружек пива. Он шёл домой, очень пьяный, потерял равновесие и случайно упал на окно. Поднявшись, он пнул окно в полном отчаянии, а затем пошёл домой спать после своего запоя.
Гестапо сочло рассказ Петера совершенно «недостоверным». Были изучены его предыдущие дела. Он был семь раз осуждён за уголовные преступления, в частности, за кражу и контрабанду. Его репутация верного сторонника Национальной общины, согласно отчёту гестапо, была «значительно подорвана» чередой мелких правонарушений. В ходе расследования не было обнаружено никаких доказательств каких-либо политически мотивированных преступлений.
Гестапо попросило Михаэля Дорфа, который выпивал с Петером в день инцидента, изложить свою версию событий. По словам Дорфа, Петер был не так уж пьян, как утверждал, когда вышел из пивной. Вскоре в рассказе Петера начали выявляться и другие несоответствия. Он никогда не был членом Гитлерюгенда и не был ярым сторонником национал-социализма, как он утверждал на допросе. Гестапо решило, что ответом может стать короткий и сильный электрошок. Петера не доставили в уголовный суд за разбитое окно, а поместили под стражу на семь дней. В день освобождения Петер подписал заявление, в котором обещал в будущем не делать никаких заявлений и не предпринимать никаких действий против нацистского правительства.
Это обещание Петер не смог сдержать. 18 октября 1938 года, через полтора года после инцидента с разбитым окном, на Петера снова донесли в гестапо. Местная официантка рассказала, что он не только произнёс длинную прокоммунистическую тираду в переполненном пивном зале Мюнхенгладбаха, но и выкрикнул «Хайль Москва!» (Да здравствует Москва). Три дня спустя его арестовало гестапо, и он шестнадцать дней находился под «превентивным арестом» в камере дюссельдорфской тюрьмы, пока велось расследование инцидента.
Гестапо допросило несколько человек. Первой допрошенной свидетельницей была Гертруда Энгель, дочь хозяйки пивной. Именно она первоначально дала показания. В тот день она работала официанткой в баре. Петер заказал и выпил несколько кружек пива, но затем отказался платить. Завязалась бурная ссора, во время которой Петер обозвал мать Гертруды «старой каргой». Затем он разразился длинной гневной речью, адресованной всем остальным посетителям бара, критикуя «агрессивную» внешнюю политику Гитлера и «коррумпированную» ежегодную нацистскую программу «Зимней помощи» (Winterhilfswerk), которая использовала общественные пожертвования для финансирования помощи пенсионерам и малоимущим в сельской местности.
Петер Шоманн, местный трубочист, подтвердил рассказ Гертруды. По
