Империя истребления: История массовых убийств, совершенных нацистами - Алекс Кей
26 сентября 1941 г. начальник Генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер после доклада своего генерал-квартирмейстера бригадного генерала Эдуарда Вагнера оставил в дневнике краткую запись: «Сумасшедшие дома в [районе группы армий] "Север". Русские считают психические отклонения священными. Тем не менее убийство необходимо». После этого ОКХ попросило Вильгельма Коппе, высшего руководителя СС и полиции в Познани, организовать переброску Герберта Ланге в северный русский город Новгород для убийства обитателей трех местных «сумасшедших домов», поскольку их помещения «срочно» потребовались для размещения войск вермахта. В конце концов, Ланге и его айнзатцгруппа уже имели представление, что такое убийство психически больных людей. Гиммлер связался с Коппе 3 октября, а на следующий день дал разрешение на «незамедлительную» переброску Ланге в Новгород. Неясно, использовал ли Ланге в Новгороде передвижной газовый фургон, как он делал это в Вартеланде и Восточной Пруссии; есть свидетельства того, что в данном случае главным методом убийств была смертельная инъекция. Однако в ноябре зондеркоманда 4а под командованием Пауля Блобеля использовала один из модернизированных газовых фургонов для убийства евреев в украинском городе Полтаве. Полтавская операция, видимо, стала первым случаем использования газового фургона для убийства евреев на оккупированных советских территориях. И снова кампания «эвтаназии» стала предвестником геноцида евреев – советских евреев убивали с помощью газовых фургонов, первоначально приспособленных для убийства советских психиатрических пациентов{158}.
Вместе с тем на оккупированных советских территориях продолжались массовые расстрелы как психически больных, так и евреев. В сентябре 1941 г. отряд айнзатцгруппы А был направлен в деревню Могутово[10], где, как утверждалось в соответствующем немецком отчете, «восемьдесят семь психически больных добыли оружие, разбрелись и занимались грабежом». Этих душевнобольных, указывалось далее, «подначивали» одиннадцать коммунистов, часть которых «предположительно» принадлежала к партизанскому отряду. Реакция команды оказалась предсказуемой: «Одиннадцать агитаторов, среди которых обнаружилось шесть евреев, а также психически больные были ликвидированы». Немецкому отчету удалось объединить в одной группе убитых гражданских лиц сразу несколько жупелов: психически больных, грабителей, коммунистов, партизан и, наконец, евреев. В конце сентября 1941 г. глава 553-го командования тылового района группы армий (Korück) попросил принять меры против находившейся в запущенном состоянии психиатрической лечебницы в украинском Херсоне. Три недели спустя 1000 ее пациентов были убиты. В операции по уничтожению принимали участие члены подразделения люфтваффе. Одно из самых крупных массовых убийств психиатрических пациентов было совершено айнзатцкомандой 6 айнзатцгруппы С в украинском городе Днепропетровске незадолго до его передачи под гражданское управление. К 12 ноября жертвами подразделения стали 800 пациентов Игреньской психбольницы. К февралю 1942 г. ЕК 6 убила еще 760 пациентов. Как и в оккупированной Польше, операции по убийству не ограничивались психически больными, но порой распространялись и на других лиц, которые, как считалось, представляли собой «медицинскую угрозу». Так, в Мариуполе на юге Украины полиция безопасности расстреляла 50 страдавших венерическими заболеваниями женщин под предлогом того, что они могут заразить немецких солдат. Кроме того, в немецких документах зафиксированы отдельные случаи расстрелов «нищих» и «бродяг»{159}.
В ноябре дислоцировавшаяся в Полтаве зондеркоманда 4b айнзатцгруппы C, передавая дела сменщикам – родственному подразделению SK 4a, сообщила о «ликвидации 565 неизлечимых психических больных» из городской психиатрической лечебницы. Этот расстрел был проведен после консультаций с руководством 6-й армии и местным штабом вермахта. Информируя Берлин о проведении убийств, SK 4b оправдывала их «исключительно критической ситуацией с продовольствием в городе» и отметила ставшую уже привычной картину: «Сотрудничество с вермахтом, а также с украинской службой порядка прошло гладко»{160}.
26 декабря 1941 г. 18-я армия под командованием генерала Георга фон Кюхлера, дислоцированная на северном участке фронта, согласилась на просьбу 28-го армейского корпуса поручить зондеркоманде 1b убить 240 женщин из приюта в бывшей Макарьевской пустыни. У женщин, страдавших психическими заболеваниями, сифилисом и эпилепсией, заканчивалась еда, и запрос был сделан на том основании, что они могут вырваться наружу, что потенциально чревато заражением гражданского населения окрестных деревень, но «прежде всего немецких солдат». Армейский корпус отмечал: «Более того, пациенты этого учреждения, с немецкой точки зрения, также представляют собой объекты, недостойные жизни». Вскоре после этого субкоманда под командованием капитана СС Германа Хубига расстреляла женщин. Если ликвидация макарьевской психбольницы оправдывалась мнимой угрозой эпидемии среди немецких солдат, то решающую роль в уничтожении примерно 1300 пациентов психиатрической больницы имени Кащенко в селе Никольском оперативной группой айнзатцгруппы А по просьбе руководства 18-й армии сыграли утилитарные соображения: вермахт не желал кормить ее обитателей, а здания должны были использоваться в качестве госпиталя. EK 3, еще одно подразделение айнзатцгруппы А, записало на свой счет 653 душевнобольных – к 138 272 людям, убитым ею к 1 февраля 1942 г.{161}
Как и в Германии и Польше, в Советском Союзе уничтожались и дети с задержками умственного развития. 27 августа 1941 г. командир местного штаба вермахта предложил убить обитателей приюта для детей-инвалидов в белорусском городе Червене, недалеко от Минска. Он обосновал эту меру практическими соображениями, хотя из содержания его доклада очевидно полное пренебрежение к человеческой жизни – или по крайней мере к жизни советских детей:
Содержание этой психушки вызывает большие трудности, поскольку учреждение не имеет собственных сельскохозяйственных угодий и кормится за счет муниципальных властей. […] Из 144 детей только 60 частично трудоспособны, остальные – настоящие идиоты. Трое детей заболели дизентерией. […] Расходы на содержание этого учреждения были оценены Червенским муниципалитетом примерно в 236 000 рублей за полгода.
На основании вышеизложенной информации, местный штаб в Червене считает, что, возможно, было бы лучше расформировать это учреждение, так как:
1) оно совершенно непродуктивно;
2) содержание этого учреждения является крайне существенным бременем для финансов муниципальных властей;
3) нет ни малейшей вероятности, что хотя бы один из детей восстановит свое психическое здоровье;
4) [оно] создает значительные трудности для снабжения продовольствием;
5) нехватка одежды, обуви и нижнего белья, а также плохое отопление в зимний период в связи с плохим состоянием зданий окажут неблагоприятное влияние на состояние здоровья.
Два дня спустя 812-й полевой штаб, отметив, что СС «ликвидировали» пациентов психиатрической клиники в предыдущем случае, сообщил айнзатцгруппе B в Минске, что подобная «мера» будет «уместна и в данном случае». Несмотря на поддержку со стороны немецкой гражданской администрации в лице Ганса Вольфганга Вебера, начальника отдела здравоохранения и общественного благосостояния в Генеральном комиссариате «Белоруссия», и неоднократные просьбы убить детей, 10 декабря СД наконец ответила, что не может выполнить просьбу из-за «перегруженности работой», что, по-видимому, означало чрезмерную занятость убийствами других безоружных гражданских лиц. Однако для детей передышка оказалась лишь временной: в мае 1942 г. бригадефюрер СС Карл Ценнер, руководитель СС и полиции в Минске, выполнил пожелания вермахта и гражданской администрации, убив обитателей приюта{162}.
Детей-инвалидов казнили и в фургонах-«душегубках», начавших работу на оккупированных советских территориях. В октябре 1942 г. субкоманда SK 10a айнзатцгруппы D загнала мальчиков и девочек, инвалидов из детского дома в Ейске, расположенного на восточном побережье Азовского моря, в газовый фургон (дети окрестили его «черным воронком»), где они были удушены. За два дня таким образом было убито не менее 260 детей; только семи удалось выжить. Одна из выживших позже вспоминала:
Они быстро прикончили некоторых детей, особенно младенцев. Затем немцы направились к жилому дому и искали там и вокруг дома оставшихся детей. Я уже не могу точно описать, как происходила погрузка детей [в газенваген], так как я ничего не видела, потому что была до смерти напугана. Помню только, что один из немцев зашел в туалет, постучал в дверь и сказал по-немецки: «Дети, дети,
