Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки
А теперь слушай про Ярты-гулака.
Рано утром, когда и солнце еще не вставало, Ярты проснулся. Он умылся прохладной водой из арыка, побежал к волам, вскочил на свое любимое место — между рогами — и погнал волов в поле — пахать под хлопок отцовскую землю.
Пускай Ярты пашет. Пускай громко звенит дутар!
Сказка о мулле, судье и Ярты-гулаке
огда в поле зеленеет хлопок, — это радость, а когда он станет белым, — это богатство. Но чтобы хлопок стал белым, как горный снег, его нужно поливать. Вот и пошли старик со старухой поливать свое хлопковое поле, а Ярты-гулак остался хозяйничать дома.
Еще до света он убрал кибитку и вымел двор, а потом принялся чистить большой казан, в котором старуха каждый день варила плов или кашу из тыквы. Он так старательно скреб казан шершавым камнем и так прилежно тер его тряпкой, что медный казан заблестел, как солнце, а тряпка стала чернее ночи от сажи и сала.
Вдруг Ярты услышал на улице крик. Он сразу узнал голос муллы, потому что один только мулла во всем ауле умел так громко кричать. Как был — с тряпкой в руке — Ярты-гулак вскарабкался на дувал и увидел, что старый мулла-аксакал тащит за ворот бедного человека.
— Полюбуйтесь, правоверные, на злодея! Он украл у меня воду!
Так кричал мулла на всю улицу и тащил бедняка прямо к дому судьи — кази.
За муллою бежал народ. Ярты тоже выскочил за калитку: где народ — там и Ярты! Не мог же он сидеть дома, если в ауле происходит такое важное событие!
Чтобы не опоздать, Ярты-гулак уцепился за полу пробегавшего мимо мальчишки, вскарабкался к нему на спину и поспел как раз вовремя.
Весь аул стоял уже во дворе у кази. Судья сидел на богатом ковре и, нахмурив брови, допрашивал человека, одетого в грязные лохмотья.
— Клянусь жизнью, я не крал воды! — оправдывался бедняк. — Вода сама полилась мне в рот прямо с неба!
Судья его не слушал, а мулла громко вопил на весь двор, подняв руки к небу.
— Вах, аллах! Вы слышите, как лжет этот мошенник, сын обманщика, внук плута и правнук нечестивца! Не спросясь, он проглотил мою воду, а когда я потребовал от него плату, этот бездельник, этот бродяга и оборванец показал мне дыры на своем грязном халате!
Мулла кричал очень громко и не давал ни слова сказать бедняку.
Ярты-гулак сидел на тюбетейке самого рослого из крестьян. Ему было все хорошо видно и все хорошо слышно. Но даже и он с трудом разобрался, в чем было дело.
А дело было так: бедняк шел издалека. Он дошел до аула и, утомившись от зноя, прилег отдохнуть прямо на дороге под высоким дувалом. Не мог же он знать, что за этим дувалом живет сам почтенный мулла. А мулла в это время пил у себя во дворе чай и остатки зеленого чая выплеснул через дувал на дорогу. Было так жарко, что бедняк спал раскрывши рот, — и чай муллы попал ему прямо в глотку.
Услышав, как было дело, народ начал шуметь, оправдывая бедняка. Но старый мулла не сдавался. Он подбежал к своему другу-судье и закричал еще громче:
— О справедливейший из справедливых! Ты слышишь — это была даже не просто вода, а драгоценный, душистый, самый лучший зеленый чай. Если за кражу отрубают руку, то не следует ли за кражу чая отрубить голову нечестивцу? Но я добр и великодушен, я не требую его смерти: прикажи злодею заплатить мне деньги или заставь его отработать долг при мечети, — и небо благословит тебя!
Старый мулла так утомился от крика, что пот градом катится по его лицу, к тому же солнце стояло уже высоко и беспощадно палило землю. Он вытащил из кармана белоснежный платок, сел рядом с судьей на ковер и стал вытирать им свое лицо и шею и с видом победителя оглаживать свою длинную белую бороду.
На бедняка было жалко смотреть: он понимал лучше всех, что ему не миновать кабалы, и испуганными глазами смотрел то на судью, то на муллу.
В народе поднялся ропот, потому что крестьяне отлично знали, что кази был не только близким другом, но и родственником седобородого муллы.
«Собака знает, о чем щенок лает, — думали они про судью. — Что стоит ему засудить такого же как и мы бедняка!»
Все молчали. Молчал и Ярты-гулак. Во все глаза он смотрел, что будет дальше.
Наконец судья раскрыл книгу, в которой записаны все законы, и стал разыскивать такой закон, по которому правый становится виноватым, а виноватый всегда остается правым.
Тут уж Ярты не выдержал: с шапки на шапку, с тюбетейки на тюбетейку — он стал пробираться вперед, чтобы лучше всех услышать, как решит дело всесильный судья. Так он добрался до самого муллы. Сперва он вскочил ему на чалму, потом перебрался за ворот бархатного халата, осторожно соскользнул по подкладке и оказался в широком кармане рядом с белоснежным платком муллы. Он выглянул из кармана и стал следить за судьей.
Судья поднял голову и торжественно обратился к мулле:
— Согласно нашим законам и нашим обычаям, ты, почтенный мулла, должен поклясться при всем народе, что говорил на суде только чистую правду. Клянись, но помни, чему учит нас старинная мудрость: у того, кто клянется ложно, лицо почернеет!
Мулла понял хитрость своего друга и обрадовался, что ценою одной только клятвы он получит дарового работника. Он воздел свои руки к небу и еще торжественнее, чем судья, возгласил:
— Клянусь небом, — я говорил только чистую правду и готов сто раз повторять: если я клялся ложно, пусть лицо мое почернеет!
Так сказал мулла и снова полез в карман за платком, потому что солнце поднялось еще выше, и обильный пот ручьями струился у него по лицу.
Увидев рядом с собой в кармане пухлую руку муллы, проворный Ярты не растерялся и, не долго думая, сунул мулле в руку не белоснежный платок, а грязную старухину тряпку, испачканную сажей.
Конечно, мулла этого не заметил и принялся старательно вытирать свое лицо. В толпе засмеялись, но мулла был так доволен исходом дела, что не обратил на это никакого внимания. Он преспокойно продолжал вытирать свои щеки, глаза и нос грязной старухиной тряпкой. Он тер их до тех пор, пока они не стали так же черны, как старый казан.
Тут уже
