Мажор в школе магии 4 - Сергей Леонидович Орлов

— Интересно, что бы сделал великий Прохор Лазарев, если бы встретился со мной лицом к лицу, — задумчиво произнёс Асмодей, с любопытством изучая выражение лица деда. — Возможно, когда-нибудь у нас будет такая возможность. Его репутация достигла даже самых глубоких уровней Бездны.

Демон провёл когтем по щеке деда, не оставляя следа, но сама эта фамильярность заставила меня дёрнуться вперёд. Я почувствовал, как из горла вырывается рычание — не человеческое, а демоническое, идущее из самых глубин моей изменяющейся сущности.

Асмодей обернулся ко мне, его верхняя пара глаз сузилась.

— Сдерживай свою ярость, полукровка, — прошипел он. — Я пришёл не для бессмысленной схватки. Хотя, признаюсь, возможность уничтожить всех дорогих тебе людей… весьма соблазнительна.

Он отступил от деда и приблизился к Мелиссе, Ярику и Дине, изучая их с таким видом, словно перед ним были лабораторные образцы редких существ. Он протянул свою массивную лапу и почти ласково провёл когтем по воздуху над их головами, словно рисуя невидимые руны.

— Забавно, как разделилась вторая половина, — заметил он, наблюдая, как тёмная аура вокруг троицы реагирует на его движения, то сгущаясь, то рассеиваясь. — Обычно человеческие тела не выдерживают даже малой доли демонической сущности. Они распадаются, как мокрая глина под прессом. Но вы… вы каким-то образом удерживаете её в себе.

Он придвинулся ближе к Дине, его лапа зависла у её лица, почти касаясь кожи. Девушка не отшатнулась, что меня удивило — в её глазах читался не страх, а какой-то странный, нездоровый интерес.

— Особенно интересен аспект хаоса, — голос Асмодея стал глубже, почти гипнотическим, когда он почти ласково коснулся щеки Дины. От его прикосновения кожа девушки потемнела, словно от ожога, но она даже не вздрогнула. — Человеческое тело слишком хрупко, чтобы его удержать. Скоро ты начнёшь разрушаться изнутри, дитя. Сначала твоя кровь закипит в жилах. Затем кости начнут трескаться от внутреннего давления. И, наконец, твой разум распадётся на фрагменты, не способный более удерживать связную мысль.

Дина вздрогнула, но во взгляде появилась странная решимость. Она слегка подалась вперёд, почти утыкаясь лицом в ладонь Асмодея.

— Есть ли способ… предотвратить это? — её голос звучал хрипло, но уверенно.

Асмодей отстранился, его глаза мерцали с интересом.

— Конечно же есть… но цена может оказаться выше, чем ты готова заплатить.

Я сделал шаг вперёд, чувствуя, как пульсирует в висках, как демоническая сила Аббадона рвётся наружу. Ещё никогда мне не было так сложно сдерживать трансформацию. Казалось, сама близость Асмодея пробуждала самые тёмные, самые первобытные стороны Высшего Демона во мне.

— Не смей прикасаться к ним! — прорычал я, и мой голос был уже наполовину не моим — глубже, с металлическими нотками и эхом, словно говорил я из колодца.

Асмодей заметил моё движение и рассмеялся — звук, от которого сама реальность Междумирья, казалось, съёжилась в страхе. Его смех был звуком лавины, сметающей горную деревню, звуком шторма, разбивающего корабли о скалы, — разрушительным и безжалостным.

— Я мог бы убить их всех прямо сейчас, — он небрежно указал когтистой лапой на застывшие фигуры деда, Шумиловой, Габера. — Твоих друзей, твоего деда… Было бы занятно наблюдать за твоей реакцией. За тем, как горе и ярость разорвут твоё жалкое человеческое сердце. За тем, как Аббадон возьмёт верх, когда ты потеряешь всё, за что цепляешься.

Асмодей подошёл ближе ко мне, нависая своей громадной фигурой, от которой исходил запах серы, горелой плоти и странных пряностей, каких не существует в человеческом мире. Жар его дыхания опалил моё лицо, когда он наклонился, почти касаясь моего лица своей кошмарной мордой.

— Но, пожалуй, ещё не время убивать Высших Демонов, — прорычал он, обдавая меня волной зловония. — Ты мне нужен живым… пока что. У меня есть более… интересные планы.

«Не поддавайся ему, — голос Аббадона в моей голове звучал напряжённо, но сдержанно. — Он пытается вызвать у нас реакцию. Спровоцировать. Он всегда был мастером манипуляций».

— Чего ты хочешь? — повторил я, чувствуя, как мой голос дрожит от напряжения.

Асмодей выпрямился и отступил на шаг, давая мне пространство для дыхания. Он повёл рукой в воздухе, рисуя когтем странные символы, которые вспыхивали алым светом и оставались висеть в пространстве, медленно вращаясь вокруг своей оси. Эти символы были древнее любого человеческого языка, но я каким-то образом понимал их общий смысл — договор, пакт, обязательства.

— Территории, влияние, власть — вот что по-настоящему важно, — произнёс Асмодей, его голос теперь звучал почти деловито, если такой термин вообще применим к существу из бездны. — Твой демон сейчас слишком слаб, чтобы защитить свои владения.

— Владения? — переспросил я, не понимая, о чём речь. — Какие ещё владения?

Асмодей снова усмехнулся, и на этот раз его смех был почти снисходительным.

— О, полукровка, ты так мало знаешь о своём… сожителе, — прорычал он. — Аббадон, как и все Высшие Демоны, владеет обширными территориями в нашем мире. Земли, пропитанные хаосом и безумием, где он правит абсолютной властью. Но сейчас, когда он разделён между четырьмя сосудами… — Демон развёл лапы в стороны, демонстрируя когти. — Его владения беззащитны перед более сильными претендентами. Такими, как я.

Внутри меня Аббадон клокотал от ярости, но я чувствовал, что он вынужден признать правоту своего врага. Гнев сменялся чем-то более холодным, расчетливым, более… человеческим? Нет, скорее прагматичным. Сохранение сил для будущей мести.

«Он прав, — наконец произнёс Аббадон в моём сознании, и каждое слово давалось ему с трудом. — В моём нынешнем состоянии я не могу противостоять его вторжению».

Я ощутил всю глубину ненависти и унижения, которые испытывал Аббадон, вынужденный отступить перед древним врагом. Эти чувства были настолько сильны, настолько чисты в своей интенсивности, что у меня защипало глаза. Никогда в своей жизни я не сталкивался с эмоциями такой силы. В сравнении с ними даже самые острые человеческие переживания казались бледными тенями.

Асмодей, словно читая наш внутренний диалог, оскалил пасть в жуткой улыбке. Его острые, как бритва, клыки влажно поблескивали в мерцающем свете Междумирья.

— Как приятно видеть тебя таким… сговорчивым, старый враг, — прорычал он, и в его голосе звучало глумливое торжество. — Возможно, человеческое тело делает тебя мудрее. Или… слабее?

Его последние слова были сказаны с таким явным