Мажор в школе магии 4 - Сергей Леонидович Орлов
Руки — массивные, непропорционально длинные по сравнению с туловищем — заканчивались кистями с шестью когтистыми пальцами, каждый размером с какой-нибудь кинжал. Когти, казалось, были созданы из какого-то чёрного металла, отражающего свет, как обсидиан. Ноги, напротив, были короче, чем можно было ожидать, массивные и оканчивающиеся раздвоенными копытами, оставлявшими на зыбкой почве Междумирья тлеющие следы.
За спиной существа расправлялись четыре гигантских крыла, похожих на крылья летучей мыши или дракона, но покрытые той же переливающейся чешуёй. Они двигались даже в застывшем времени, создавая волны искажений, словно само пространство протестовало против их существования.
Но самым ужасающим было лицо — искажённая пародия на человеческое, с чертами, которые постоянно смещались. Иногда оно напоминало морду хищного зверя, иногда приобретало почти аристократические очертания, но всегда оставалось глубоко, фундаментально неправильным. Пасть существа, полная рядов игольно-острых зубов, казалась слишком широкой, словно могла разверзнуться до ушей. А глаза… Шесть глаз, расположенных асимметрично, светились неестественным жёлтым светом с зеленоватыми проблесками. Они не были одинаковыми — два больших располагались там, где должны быть обычные глаза, остальные, меньшего размера, были разбросаны по верхней части лица, словно созвездие. Каждый из них двигался независимо, осматривая разные части Междумирья одновременно, но в какой-то момент все шесть устремились на меня, заставив холодный пот выступить на спине.
Воздух вокруг Асмодея дрожал, словно от невыносимого жара, хотя я ощущал лишь могильный холод, исходящий от его присутствия.
Я чувствовал, как часть меня хочет закричать, броситься бежать, отвернуться — сделать всё, что угодно, лишь бы не смотреть на это существо, само присутствие которого было надругательством над нормальной реальностью. Но другая часть, та, что была связана с Аббадоном, ощущала странное притяжение — словно смотрела на тёмное отражение, искажённое зеркало своей собственной природы.
— Как интересно, — голос Асмодея прозвучал подобно грохоту камнепада, смешанному со звуком ломающихся костей. — Какой занимательный эксперимент я вижу перед собой.
Он сделал шаг вперёд, и почва Междумирья под его копытами спеклась и почернела. Крылья за его спиной расправились шире, заслоняя мрачный горизонт и погружая пространство в тень.
Внутри меня Аббадон отреагировал на присутствие Асмодея мгновенно и яростно. Волна всепоглощающей ненависти, чистой и беспримесной, захлестнула моё сознание с такой силой, что я пошатнулся. Моё тело начало непроизвольно трансформироваться — кожа на руках краснела и твердела, ногти удлинялись, превращаясь в когти, а из дёсен начали пробиваться удлиняющиеся клыки, прорезая мои губы до крови. Боль была резкой, но я едва замечал её — настолько меня поглотили эмоции Аббадона.
«МОЙ ДРЕВНИЙ ВРАГ», — грохотало в моём сознании, каждое слово пульсировало яростью. «КАК ЖЕ Я НЕНАВИЖУ ЕГО… КАЖДОЙ ЧАСТИЦЕЙ СВОЕЙ СУЩНОСТИ. КАЖДЫМ ВОСПОМИНАНИЕМ. КАЖДОЙ МЫСЛЬЮ».
Я с огромным трудом сдерживал полную трансформацию, понимая, что если сейчас позволю демонической сущности взять верх, это может стоить жизни не только мне, но и всем моим близким. Я цеплялся за человеческие мысли и чувства, создавая хрупкий барьер между собой и яростью Аббадона.
Асмодей медленно повернул голову, все шесть его глаз последовательно сканировали пространство вокруг. Он обвёл взглядом застывшие фигуры — деда, Шумилову, Габера, задержавшись на каждом по нескольку секунд, словно читая их сущность. Когда его взгляд упал на тело Емели, лежащее на земле, губы демона изогнулись в подобии усмешки, обнажив ещё больше острых, как бритва, клыков.
— Смерть, — проговорил он, почти нежно, проведя когтем в воздухе над телом Емели. — Такая… окончательная для людей. И такая… временная для нас, не так ли, Аббадон?
Затем его горящие глаза остановились на трёх носителях второй части Аббадона — Дине, Ярославе и Мелиссе. Они, как и я, не были скованы временной аномалией и с ужасом смотрели на демона. Ярик сжимал в побелевших пальцах свою палочку, хотя она тряслась так сильно, что вряд ли могла быть использована. Мелисса стояла, гордо выпрямившись, хотя и её глаза выдавали панику. Только Дина казалась странно спокойной, словно была заворожена присутствием демона.
— Части Высшего Демона в человеческих сосудах, — Асмодей слегка наклонил рогатую голову, изучая их, как энтомолог изучает редкий вид насекомых под микроскопом. — Три фрагмента второй половины Аббадона, разделенные между тремя человеческими телами. Фасцинирующе.
Он протянул когтистую лапу и провёл ею над головами Мелиссы, Ярика и Дины, не касаясь, но явно ощущая что-то, недоступное моему восприятию.
— Вот ты, — он указал на Ярика, — несёшь интеллект и расчётливость той части, что была заточена. Даже в камне-тюрьме эта половина Аббадона не переставала строить планы.
Его коготь переместился к Мелиссе.
— В тебе — его боевой дух и решимость, стальная воля и упрямство, те качества, что не сломились даже после долгого заточения.
Наконец, он остановил свой коготь у виска Дины.
— А ты… ты получила самый интересный фрагмент. Хаос и разрушение, первозданную силу, не скованную моралью или сомнениями. Саму суть его тёмной половины, так долго сдерживаемую в тюрьме Междумирья.
Он отступил на шаг, его крылья сложились за спиной, а клыкастая пасть изогнулась в жуткой усмешке.
— Почти жаль прерывать такое зрелище…
Асмодей повернулся ко мне, все шесть его глаз сфокусировались на моём лице с такой интенсивностью, что казалось, они прожигают насквозь до самой души. Его зрачки пульсировали, то сужаясь в вертикальные щели, то расширяясь, заполняя почти всю радужку.
— О, я чувствую твою ненависть, старый друг, — низкий голос Асмодея обволакивал, словно смола, каждое слово сочилось злорадством и мрачным весельем. — Она грел бы мне душу… если бы она у меня, конечно, была.
Демон расхохотался, и его смех ударил по моим барабанным перепонкам, словно физическая сила. Я почувствовал, как из ушей потекли струйки крови, но даже эта боль бледнела перед яростью, бушевавшей во мне.
Я сжал кулаки так, что ногти, уже превратившиеся в когти, глубоко впились в ладони. Кровь, выступившая из ранок, мгновенно высыхала от жара, исходящего от моего тела.
— Что тебе нужно? — выдавил я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как мой голос дрожит и искажается от сдерживаемой ярости Аббадона, прорывающейся наружу.
Асмодей сделал несколько шагов вперёд, каждый сопровождался лёгким дрожанием пространства, словно сама реальность Междумирья прогибалась под тяжестью его присутствия. Он обошёл застывшую фигуру деда, остановившись всего в нескольких сантиметрах от него. Массивная лапа
