Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
«На Западном фронте без перемен»
Ни один немецкоязычный роман не имел в XX столетии такого успеха, как «На Западном фронте без перемен». Лишь немногие литературные произведения — не считая великих творений религиозного характера — достигали за всю историю культуры такого тиража. Точную цифру назвать затруднительно, по разным подсчетам она колеблется между 15 и 20 миллионами проданных экземпляров. Книга переведена на 49 языков, причем не только на языки мирового значения, но и, к примеру, на африкаанс, бирманский, казахский и зулу. И по сей день в разных странах роман переводят заново, а в Германии и по прошествии семидесяти лет читатели ежегодно покупали от 40 до 50 тысяч экземпляров.
Об интересе к роману, возникшем сразу после его рассылки, говорят следующие цифры: за пять недель «Ульштейн» продал 200 тысяч экземпляров, в июне 1930-го был достигнут и превзойден миллионный тираж. «В конце 1930-го в концерне пришли к выводу, что каждый немец, которого можно было бы считать потенциальным читателем На Западном фронте без перемен, книгу купил или прочитал».
Ни один роман, когда-либо опубликованный в Германии, не имел и такого политического резонанса. Едва появившись на книжных прилавках, он сразу же вызвал бурную дискуссию в самых широких слоях общества — среди читателей и критиков, в политических партиях и государственных учреждениях, в различных национальных, культурных и военных организациях. Не было газеты, которая бы не откликнулась на роман рецензией, редкий публицист не занимал по отношению к нему ту или иную позицию, страсти кипели на митингах, в рейхстаге, в журналах союзов и объединений, на читательских полосах газет. Свою точку зрения высказывали не только политики, люди в погонах и литературоведы, но и юристы, врачи, священнослужители, служащие, ремесленники, рабочие (последние, правда, довольно сдержанно). Военное ведомство Австрии запретило приобретать книгу для солдатских библиотек. Муссолини пресек ее распространение в Италии. Горячее одобрение соседствовало с беспрецедентной травлей романа и самого писателя.
На книжный рынок хлынула масса «трудов», авторы которых исследовали роман на предмет достоверности изображенного в нем, повествовали о жизни автора, оценивали его политические пристрастия и устремления, излагали историю возникновения рукописи, вступались за «поруганную честь» немецкого солдата-фронтовика. В основном это были весьма скверные поделки: сочинителей мало интересовали факты, они просто пытались оклеветать Ремарка или, по крайней мере, выставить на всеобщее осмеяние. Чего стоили одни заголовки! «А был ли Эрих Мария Ремарк?» — вопрошал писатель Саломон Фридлендер на обложке своего 250-страничного опуса. «Пред вратами Трои без перемен», — утверждал, напрягая все свое остроумие, некий Эмиль Мариус Рекварк. Над «подлинным смыслом» романа задумывался в своей брошюре антисемит и нацистский приспешник Готтфрид Никль.
В итоге пасквилянты добились, по сути, только одного: Ремарк и его и без того известная книга приобрели еще большую популярность. Каждый читающий немец просто не мог обойти книгу своим вниманием. Не успели волнения вокруг романа несколько поутихнуть, как в декабре 1930 года в кинотеатрах начал демонстрироваться снятый по роману американский фильм. Йозеф Геббельс, лидер берлинских нацистов, и националистически настроенные правые почуяли возможность использовать новое массовое искусство в своих целях. Они развернули против фильма бешеную кампанию, переходившую порой в насильственные действия. Срывали сеансы, устраивали шумные шествия. И власти сдались. Фильм временно запретили. Газеты, журналы, радио широко освещали и эти баталии. Ремарк и его роман снова оказались у всех на устах, тираж непрерывно рос.
Неудивительно, что в таких условиях вокруг имени писателя и самого произведения стали быстро возникать всевозможные мифы. Взрыв эмоций, вызванный романом, не способствовал изучению источников и исторического фона. Серьезных работ о жизни и творчестве Ремарка и сегодня еще очень мало. А тогда за факты многими читателями, журналистами и рецензентами принимались домыслы, измышления, а также высказывания самого автора, которыми он, вольно или не вольно, приукрашивал свою биографию.
Истинное имя писателя не Ремарк, а Крамер, стали утверждать те, кто умышленно читал фамилию наоборот. Эту фальшивку можно встретить даже в сегодняшних энциклопедиях и газетных статьях. Ремарк не писал никакого романа, а всего лишь опубликовал свой дневник, внушалось читателю. И вообще текст вышел из-под пера совсем другого человека. Это документальная проза, говорили одни. Нет, фантазии домоседа, возражали другие. Кому-то автор виделся богатым стариком, кому-то бедным юношей. На фронт он ушел добровольцем сразу же в августе 1914-го, заявляли приверженцы Ремарка. Там и духу его не было, звучало им в ответ. Много типографской краски было потрачено, чтобы затмить соперника в сложившейся литературно-политической ситуации. Чей-либо сенсационный успех всегда на руку средствам массовой информации, а на истину им при этом, как правило, наплевать.
Выступая в «Вельтбюне» под псевдонимом Каспар Хаузер, Курт Тухольский подсмеивался над мифотворцами уже в июне 1929-го: «Эрих Саломон Маркус — таково имя этого еврейчика — долгое время был всего лишь служкой (то бишь “салатшаммесом”) в иудейской синагоге на Ораниенштрассе в Берлине. Родился этот отпрыск Иуды в силезском местечке Цинненциц, где его отец Авраам Маркус владел кошерной бойней (Чуешь, в чем дело?)... После войны он обосновался в Оснабрюке, став дамским портным, был затем помощником заведующего тормозами на еврейском катафалке в Бреслау, после чего поселился в Ганновере. У профессора Космана нет ответа на вопрос, знал ли Маркус Хаармана, поддерживал ли он его? И этот презренный мошенник осмелился сочинить для бульварной прессы романчик, в котором что ни слово, то ложь!» Были в эти дни и недели еще и писатели, которые не утратили широты взгляда.
По сути дела, столкнулись две точки зрения. Изображена ли в романе фронтовая действительность, и тогда это рассказ о реально пережитом и текст можно назвать автобиографическим, или антивоенный роман сочинил пацифист и политический демагог, решив очернить немецкого солдата и вылить на мировую войну ушата помоев, хотя она, охватывая все слои общества, их объединяет? В тесной увязке с этой дилеммой обсуждался и вопрос об авторе сенсационного произведения. Откуда взялся этот незнакомец? До предела страсти накалились сперва в период с марта по июнь 1930-го, после того как книга стала бестселлером, затем они поугасли, чтобы с новой силой вспыхнуть в конце 1930-го, когда нацисты затеяли скандал вокруг фильма.
Разгорелась ожесточенная полемика. Республика стояла на распутье. Многих депутатов рейхстага,
