Нашу маму раздраконили - Валентина Анатольевна Филиппенко
Тут шторы из косой метели распахнулись, мама от испуга (и нехватки воздуха?) дёрнула головой, рванула вверх и понеслась прямо вдоль стены дома. Мы с Агатой орали так, что могли бы разбудить уснувших в далёкой Сибири медведей, а мама тряслась, царапая брюхо о перила балконов.
— А-а-а! — хором голосили мы, уворачиваясь от летящих кусков краски и бетона.
Агата вцепилась в мои ноги, а я не вынимал руки из ноздрей дракона, хотя пора было уже ослабить хватку. От ветра и шока они как будто онемели. Поэтому, когда мамодракон вдруг затормозила, схватившись лапами за верёвки для сушки белья, я со всего размаха полетел вперёд. Кувыркнулся, растянулся и, конечно, освободил мамины ноздри. Влетел я, словно с велосипеда, прямо на бабушкин балкон. Точнёхонько в коробку с яблоками, укрытую одеялом.
— Сеня! Сеня! Ты жив? — кричала Агата, поправляя корону и держась за мамину шею.
Она уже снова уселась на драконе поудобнее. Дракон, кажется, тоже смотрел на меня встревоженно, но в большей степени возмущённо и отфыркивался. Почти чихнув и помотав головой, он бросил на меня очередной испепеляющий взгляд, а после метнул в мою сторону многострадальный клатч. Тот пролетел над моей головой. С меткостью у мамы бывали проблемы, и сейчас это скорее радовало. Тем более что я и так уже ушиб локоть и зад. В остальном же чувствовал себя целым и невредимым — целее многих рыцарей после поединков. Только в голове гудело. А вместе с головой гудели трёхлитровые банки с заготовками и стёкла в квартире — от крика Агаты и взмахов драконьих крыльев.
— Как мы круто, да? — визжала сестра от восторга.
Согласно с Агатой скрипнула балконная дверь, и из-за неё — в стёганом голубом халате, словно Снежная королева, навстречу метели и огненному дыханию мамы — высунулась бабушка.
Мать дракона
— Ну… мойте руки, что ли… То есть руки и лапы! — скомандовала бабушка. Мы с Агатой уже зашли в квартиру и топтались в гостиной, снимая пальто, пока мама-дракон втискивалась в дверь. Дверь жалобно скрипела и сопротивлялась. Во дворе выла сигнализация у какой-то машины: видимо, её напугал дракон. В комнате мигала гирлянда, махал щупальцами дождик, приклеенный к зеркалу, на тумбочке стояли маленькая пластиковая ёлочка и неваляшка Дед Мороз. Вечно включённый телевизор жевал жвачку телешоу.
— А мама раздраконилась! А мама раздраконилась! — Агата скакала вокруг бабушки, запрокинув голову и корча рожи.
От тепла квартиры она почему-то не раскисла, а, наоборот, оживилась. Я наблюдал за этим, машинально прижимая к груди клатч. Из моей сестры будто выходил демон: раскрасневшееся лицо, всклокоченные волосы, одежда в саже. Энергии — хоть отбавляй. Но бабушку ни наш вид, ни тем более мама в виде дракона почему-то не напугали и не удивили. И даже ботинки — на Агатке и на мне — заставили её только поднять одну бровь. И хмыкнуть, как мама.
— А я так и поняла. Днём звонила вашей маме, и она уже тогда в трубку плевалась, — сообщила нам бабушка и зыркнула на дракона, будто тот был не огнедышащим ящером, а просто её дочерью.
Я глянул на свои руки, облепленные сажей из маминого носа и комками тополиного пуха, выползшего из-под балконных закруток, и вздохнул:
— Мы не знаем, что с ней случилось. Пришла с работы раньше, сняла шапку, прошла на кухню — и вот…
— А я знаю! — фыркнула бабушка, выталкивая Агату в коридор.
Дракон тем временем наконец пролез сквозь балконную дверь — боком, втягивая живот. Чешуя у него сильно оттопырилась, крылья пришлось неудобно согнуть, буквально вывернуть в плечах. На морде замерли смущение, усталость и обида. Мне было так жаль его… Бедная мама!
Я хотел подойти и обнять её, но бабушка цапнула меня за шиворот и потянула к себе:
— Сними это… пальто. И что это у тебя в руках?
В руках был почерневший клатч. Мама забрала его у меня, поджав тёмные, горячие губы.
Бабушка глянула на неё исподлобья и продолжила:
— Иди… умойся и вымой руки.
Дракономама кивнула (мол, не сопротивляйся, иди в ванную), а сама уселась на пол, чтобы не сломать бабушкин диван.
— Не пойду! — вдруг почти прошипел я и сдвинул брови. А ещё выкатил грудь и напряг шею (папа делал так иногда, когда говорил с коллегами по зуму, — для устрашения).
— Это как? Это почему? — Бабушка удивилась и чуть наклонилась, будто я был маленьким.
А меня всегда ужасно раздражало, когда она разговаривала со мной как с малышом. И во всём старалась уравнять с Агатой.
— А потому, что рыцари вообще не моются. Вернее, моются три раза в год! — выдал я и для убедительности скрестил руки на груди.
Бабушка, словно рыба без воды, открыла рот и хотела было уже потребовать от мамы, чтобы она меня «успокоила», но взгляд её уткнулся в хихикающего дракона.
— А что с нашей мамой? С на-а-аше-э-эй ма-а-амо-о-ой! — решила вернуть себе внимание Агата. Она запрокинула голову, глядя на бабушку, а корону повесила на руку, как браслет.
— Какие такие рыцари? Вы что, все с ума посходили? Это ты мать в дракона превратил, рыцарь? — обозлилась бабушка.
Я молчать не собирался, но Агата снова влезла в разговор, выкрикнув из ванной:
— Сеня — рыцарь. Я — принцесса. А мама — дракон! Это я маму в дракона превратила: рыцари на такое не способны!
Снова-здорово… Мама захихикала ещё дымнее. С одной стороны, я радовался её хорошему настроению, а с другой — эта мелкая…
— Я родился раньше! А раз я родился раньше и я рыцарь, то ты не можешь быть принцессой! — крикнул я.
Агата высунулась из-за бабушки и показала мне язык.
— У меня есть корона! А у тебя что? Что у тебя от рыцаря есть?
— Грязные руки… Рыцари же не моются, — задумчиво проговорила бабушка.
Она кивнула мне, чтобы я все-таки пошёл умываться. Но я был уже слишком зол. Слишком! Раз Агата сбила коалицию с бабушкой, я… буду с мамой!
— С вашей мамой… С вашей мамой… Вот что с вашей мамой… Меньше надо читать всяких книжек по психологии. Это как прыщи на лице давить: вред-но! Я вот к этим психологам, тарологам, астрологам никогда не ходила и не пойду. А она только и делает, что шастает по всяким ведьмам!
— Маму заколдовали? — Агата открыла рот и запрокинула голову, чтобы лучше




