Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев - Алексей Александрович Бархатов
Что ж, вслед за этим с подачи Поскребышева в нынешнем году товарищ Брежнев получил орден Ленина и поставлен руководить куда более крупной Днепропетровской областью. И пойдет еще дальше. Мало просто найти толковых людей и вставить их в список, надо еще и последить, позаботиться о том, чтобы их не съели чуткие товарищи по партии.
Александр Николаевич помнит, как еще незадолго до войны Хозяин любил говорить, что у партийного работника не менее шести-семи лет уходит на то, чтобы его узнали и он контакты прочные установил, а затем уже пятнадцать лет полноценной работы.
Опытные ветераны партии не без оснований побаивались и назначенного совокупного срока в двадцать с небольшим лет, и этого обновления, а потому аккуратно противились ему.
И сейчас, сидя совсем рядом, он заметил, как даже в полумраке автомобиля осунулось и помрачнело от услышанного лицо Анастаса Ивановича, как зябко пошевелились и плечи, и брови.
– Ну, пять-шесть человек сразу гарантировать не могу… а два-три на примете имеются. Если с ними хорошо поработать года этак два, то они могут стать вполне достойными кандидатами… – неторопливо, по обыкновению взвешивая каждое слово, ответил Микоян.
– Вот что значит опыт внешней торговли… – улыбнулся Сталин, – потихонечку взял и выторговал себе еще два года. И кто же это? Имена назвать можешь? – как бы ненароком переведя взгляд с Микояна на своего секретаря.
– В первую очередь вот мои заместители… Товарищи Крутиков, Меньшиков, Кумыкин… Люди толковые, энергичные, опытные, проверенные… – нерешительно и несколько неохотно начал было Анастас Иванович, но вскоре перешел к уверенному тону и привычно четким партийным характеристикам, искусно готовя при этом почву для нужного вывода:
– И Крутиков прекрасный специалист и организатор. И с Кумыкиным работаю уже почти четверть века. Высоко ценю как работника, уважаю как человека. Принципиальный, политически подготовленный, достойный руководитель… Силен в экономических, торговых переговорах, знает правила международных отношений. Но вот по части руководства оперативной стороной он слабее. Он ведь юрист по образованию, никогда не возглавлял торговых объединений, контор, не заключал контрактов… Меньшиков несколько уступает Кумыкину в части политической подготовки, но компетентнее в области торговых договоров, в торговых операциях, потому что окончил Институт внешней торговли, работал в торгпредстве в Англии, возглавлял крупное объединение «Экспортлес». Кумыкин, как и Меньшиков, пользуется большим авторитетом в министерстве. Наконец, Меньшиков хорошо знает английский язык и не нуждается в переводчиках при деловых встречах. Кумыкин знает французский и, не так хорошо, как Меньшиков, английский…
– Слушай, Анастас, ты мне тут Гоголя не разыгрывай, – хитро прищурился Сталин. – «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича – я бы тогда тотчас же решилась»… Может, все-таки хватит их в замах-то держать? А то размякнут, замаринуются за твоей надежной спиной. Как думаешь?
А.А. Андреев, К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, Г.М. Маленков, И.В. Сталин, А.И. Микоян, Н.М. Шверник идут на первомайский парад. 1 мая 1950. [РГАСПИ. Ф. 74. Оп.3. Д. 11. Л. 38 об. № 290]
Микоян не успел ответить, поскольку шедшую до того ровно и плавно машину вдруг заметно тряхнуло, монотонный гул мотора начал сопровождаться легким подвыванием. Кабину стало легонько покачивать из стороны в сторону.
Значит, кортеж съехал со столичного асфальта, проложенного аккурат до поворота на дальнюю сталинскую дачу в Семеновском, отметил про себя Поскребышев. Скоро Серпухов. Сзади остались первые восемьдесят километров пути, и теперь колеса тяжелой машины уже временами натужно вгрызались в подразбитую и ухабистую грунтовую дорогу.
Восходящее солнце, еще скрываясь за деревьями, уже начало потихоньку освещать округу, что помогало шоферу, аккуратно снижая скорость, по возможности объезжать ямы и ухабы.
– Надо бы нам сейчас всерьез дорогами озаботиться, – откликаясь на изменившийся звук мотора и легкую болтанку, заметил Иосиф Виссарионович. – Без них и города, и промышленность, да и сельское хозяйство тяжело восстанавливать.
Он вздохнул, засунул руку в карман, вынул трубку. Повертел пальцами, потер ее в ладони. Но закуривать не стал. После настоятельных рекомендаций врачей он почти смог преодолеть эту свою многолетнюю привычку. Однако небольшую трубочку по-прежнему частенько брал с собой. Даже пошутил однажды – «она у меня теперь не как кадило, а как четки стала». Вот и сейчас понежил, потеребил ее в руках и со вздохом вернул в карман.
– А вот скажи, где бы мы были, если бы пошли на поводу у этого мерзавца Зиновьева, противника индустриализации, где? Не было бы нас. Вот и все. Такую войну осилили, теперь вот надо мирную жизнь победить. И как бы там наши друзья на Западе ни старались, танки здесь больше ходить не будут. Асфальт здесь будет. Я думаю, навсегда справились мы и с «пантерами», и «с тиграми».
– Наши витязи под Курском от них шкуры только и оставили, – услужливо поддакнул Микоян и тут же процитировал одну из любимых сталинских книг: – «Били мы зверей бессчетно по полям и вдоль хребта».
В кабине стало уже достаточно светло, чтобы заметить, как Сталин довольно улыбнулся, оценив намек старого товарища. Близкий круг знал, что Иосиф Виссарионович сам принял участие в переводе фундаментального произведения грузинской литературы – «Витязя в тигровой шкуре».
Академик Шалва Нуцубидзе, едва начав перевод, был арестован Берией как «агент немецкого фашизма». Из тюрьмы он написал письмо Сталину с просьбой дать ему возможность продолжать заниматься переводом. Ему предоставили книгу, бумагу и карандаш. Каждую субботу уносили листы с переведенным текстом. Наконец Сталин спросил Берию: «Лаврентий, ты когда-нибудь видел певчего дрозда в клетке?» Он распорядился освободить Нуцубидзе с одним условием – не выезжать из Москвы до окончания перевода. И мало того, тут же встретился с ним. Вспомнив свои юношеские поэтические увлечения, Сталин дал переводчику ряд советов и даже предложил свои варианты нескольких строф, которые затем вошли в окончательный вариант «Витязя». Одну из них переписывавший текст Поскребышев хорошо запомнил:
Бросив меч, схватил тигрицу
и привлек в свои объятья.
В память той желал лобзаний,
От кого огнем объят я,
Но тигрица прорычала
Мне звериные проклятья,
И убил ее нещадно,
И безумцем стал опять я.
Когда работа была полностью завершена, академика снова пригласили к вождю, о чем 20 октября 1940 года оставил соответствующую запись в журнале посещений педантичный Поскребышев.
Сталин радушно встретил его, горячо расхвалил перевод. Даже в пылу чувств поцеловал ученого. Сидели они долго. Говорили о многом.
