Ледяной Скипетр - Алексей Велесов
— Айгуль ждёт, — сказал домовой, и его голос был голосом человека, который знает, что время кончается, что каждая секунда отсчитывается на площади Кремля. — Она ждёт в камере, которая находится в трёх уровнях ниже. Там холоднее, чем здесь. Там магия Ксении держит её в состоянии ледяного сна, в том состоянии, когда человек не совсем живой и не совсем мёртвый. Когда он видит сны, но не может просыпаться. Когда он слышит голоса, но не может ответить.
Домовой протянул руку, сделанную из пара.
— Я могу тебя туда проводить, — сказал он. — Но я могу провести только тебя. Ворона Ксения почует. Она чувствует магию, которая не принадлежит ей. Но тебя она может не почувствовать, потому что твоя магия переплетена с магией Скипетра, с магией самой России. Твоя магия кровь земли. Ксения не может ощутить то, что является её самой.
Елена взяла руку домового.
Её рука прошла сквозь его руку, как если бы она касалась воздуха, как если бы домовой был не телом, а идеей, воплощённой в форму, была идеей дома, идеей защиты, идеей тех, кто живёт в стенах и охраняет их.
— Приведи меня к ней, — сказала Елена.
Буран прыгнул ей на плечо.
Пол комнаты вдруг стал мягким, как песок.
Елена почувствовала, как она начинает падать, как лёд, на котором она стояла, начинает растворяться, как если бы твёрдость мира стала жидкой, текучей, живой. Как если бы сами стены Кремля открылись ей на пути.
Она падала, но не вниз. Падала внутрь, в глубины Кремля, в подземелья, которые старше, чем любые стены, которые старше, чем Ксения, которые старше, чем сама Россия, которые помнят времена, когда здесь были лесные люди, когда боги здесь разговаривали с людьми, когда магия текла открыто, как реки текут в море.
Она падала, и рядом с ней падал домовой, как если бы они оба были духами, которых никакая земля не могла поймать, никакая гравитация не могла удержать, которые были выше всех законов физики и магии.
Они приземлились в камере, которая светилась ледяным холодом.
Это была комната, которая была куском вымороженной совести. Стены были из чистого льда, как если бы кто-то заморозил саму печаль и создал из неё помещение. На полу ледяного пола лежала фигура.
Айгуль.
Молодая женщина, с длинными чёрными волосами, с лицом, которое было нежным и твёрдым одновременно. Лицо кочевницы, лицо, которое видело всю красоту и весь ужас мира, лицо, которое потеряло брата и пришло просить справедливости. Лицо, которое не должно было быть здесь, в этом подземелье, в этом плену, замёрзшее в вечность холода.
Её глаза были закрыты. Её дыхание было едва заметным, как если бы жизнь текла сквозь неё, как вода сквозь лёд, как музыка сквозь молчание. На её лице было выражение не боли, не страха, но печали. Печали, которая не могла быть выражена, потому что тело находилось в состоянии, когда эмоции замораживались вместе с телом.
Елена приблизилась к ней.
Она протянула руку и коснулась лица Айгуль.
Кожа была холодной, холоднее, чем комната, холоднее, чем льдинка, холоднее, чем смерть. Но под кожей, под холодом, текла кровь, текла жизнь, текла магия. Магия кочевницы, магия степей, магия, которая была отлична от магии Кремля, но которая была точно такой же по силе, по значению, по древности.
— Айгуль, — прошептала Елена. — Айгуль, слышишь ли ты меня?
Глаза Айгуль открылись медленно.
Они открылись медленно, как если бы они просыпались из сна, который длился столетия, как если бы время в ледяном сне текло по-другому, медленнее, глубже.
Они открылись, и в них горел свет, тот же свет, который горел в глазах Данилы, в глазах всех тех, кто верит в то, что третий путь возможен, что справедливость может существовать, что война не является неизбежной.
— Ты Елена, — прошептала Айгуль, её голос был голосом человека, который просыпается в чужом мире, в мире, где все враги, но один человек пришёл с помощью. — Ты Елена. Буран рассказал мне о тебе. Рассказал мне во снах. Сказал, что ты найдёшь третий путь. Сказал, что ты попытаешься спасти нас всех. От войны, от смерти, от этого холода.
Елена узнала в этих словах то же самое, что слышала от Данилы, то же самое, что слышала от домового, то же самое, что слышала от самого Скипетра.
Третий путь.
Это было не просто идеей. Это была судьба, которая уже начала рождаться, которая уже начинала становиться реальностью сквозь кровь и холод, сквозь смерть и перемены, через веру, которую верили люди, которые были готовы умереть ради неё.
— Слушай меня, — сказала Елена, и она села рядом с Айгуль, на ледяной пол подземелья, на месте, которое было ледяной комнатой, местом смерти и холода, но которое в этот момент стало местом встречи. — Слушай меня, потому что сейчас рассвет. Сейчас Данила идёт на казнь. Сейчас он стоит на площади Кремля и ждёт смерти. Сейчас Ксения готовится приказать отправить твоё тело обратно в степи в ледяной трубе, чтобы показать Хану, что Россия сильна, что она может убивать иноземцев без последствий.
Айгуль смотрела на неё, и её чёрные глаза были полны боли, полны страдания, но также полны понимания, понимания того, что смерть не является концом, если она может изменить мир.
— Но, — продолжала Елена, — если мы сможем трансформировать Скипетр, если мы сможем найти третий путь, то всё изменится. Смерть Данилы не будет необходима. Твоя жизнь не будет использована как инструмент. Смерть твоего брата не останется без справедливости. Может быть, будет справедливость для всех кочевников, которые были убиты. Может быть, будет мир между Россией и степями. Может быть, будет новый порядок, где обе стороны могут жить, не убивая друг друга.
Айгуль медленно встала.
Её движение было медленным, как движение восходящего солнца, неизбежным, древним, полным магии. Её тело, которое было замёрзшим, начинало оживать. Цвет возвращался в её щёки. Дыхание становилось глубже, полнее, живее.
— Тогда давай, — сказала она, и её голос был голосом кочевницы, голосом королевны, голосом той, кто не боится смерти, потому что смерть может быть путём к справедливости. — Давай найдём третий путь. Потому что я не пришла сюда умирать. Я пришла сюда потребовать справедливости. И если это справедливость, которая может спасти тех, кого люблю, то я буду сражаться за неё до конца. Даже если это конец света.
Елена протянула ей руку.
Айгуль
