Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» - Марина Эльденберт
Я резко встала с пенька, на котором сидела: к озеру приближались явно не местные мужики — что называется, трое из ларца, одинаковых с лица. Все коротко стриженные, в темных очках, с квадратными челюстями. В своих черных костюмах и начищенных ботинках они выглядели так же чужеродно, как Мерседес на грязной проселочной дороге.
Детей с берега как ветром сдуло, но я убегать не собиралась. Из унылого настроение стало боевым.
— Вы Василиса Моргунова?
— А кто спрашивает? — также без приветствия отозвалась я, крепко сжимая палочку от эскимо.
Жаль, что это было мое единственное и абсолютно бесполезное средство защиты, здесь бы больше подошел какой-нибудь устрашающего вида дрын или перцовый баллончик на худой конец…
— Мы говорили с вашей бабушкой на этой неделе. По поводу находящегося в ее собственности земельного участка, который хотели бы приобрести за хорошие деньги. Дело в том, что мы планируем активно участвовать в развитии деревни…
Я вскинула руку с палочкой — со стороны наверняка выглядело так, словно собираюсь произнести непростительное заклятие.
— Вы хотите отнять у людей их землю. Причем здесь развитие? Думаю, нам не о чем говорить, и к моей бабушке больше не приходите!
— Госпожа Моргунова, не надо геройствовать, — поморщился один из мужиков.
— Я и не начинала пока что. Мы просто беседуем, но, очевидно, вам ближе язык силы.
— А вот это верно, — медленно усмехнулся мужчина. — И лучше бы вы сейчас согласились.
— Иначе? — вздернула подбородок я, стараясь выглядеть волевой и бесстрашной.
— Будут проблемы, — отозвался он спокойно. — У вашей бабушки в первую очередь.
Обычно импульсивные поступки ничем хорошим не оборачивались, хотя, в случае с Елисеем вроде пронесло… Вот только теперь это был не улыбчивый сосед, готовый накормить оладьями незнакомку. Агенту Смиту и его копиям явно не понравилось, когда я сократила дистанцию, приняла боевую стойку и громко, отчетливо послала бандитов на три буквы.
Матом я ругалась редко, в тех случаях, когда по-другому люди не понимали. Сейчас — не помогло, и бугай небрежным тычком в плечо отшвырнул меня обратно к пню.
— Дура ты, девка, — процедил он. — Так боссу и передам.
— А я обращусь в следственный комитет! — пискнула я, понимая, что дело принимает нехороший оборот. — К вашему сведению, у меня включен диктофон, и наша беседа записывается!
Мужики переглянулись, дальний вдруг потянулся к карману… Нет, они не были одинаковыми. Это мне со страху показалось. На самом деле, один был лысый.
— Василиска Валентиновна, ты, что ли?
Я резко обернулась: со стороны леса к нашей компании шествовала седовласая осанистая женщина в старом, расшитом гладью платье, и с корзиной, заполненной мухоморами. Глаза у нее были черными, пытливыми и внимательными, в сухих морщинистых руках чувствовалась странная сила.
— М…
— Малой тебя помню, — сказала женщина, не обращая внимания на мужиков. — И как ушко тебе лечила. Пойдём, поможешь. У меня там ещё лукошко опят на поляне.
Это была деревенская ведьма, Степанида, которую уважал и за глаза боялся каждый. Она вела себя величественно, удивительно расслабленно, словно была негласной хозяйкой не только Лузянок — самой природной красоты вокруг. Или, что еще важнее, ее хранительницей.
— Идите, — кивнула она мужикам. — А главарю скажите, что я с ним на днях потолкую по-своему.
И почему они послушались? Почему я сама ее слушалась? Может, не зря говорили про способность некоторых людей к гипнозу? Правда, от ведуньи исходило и нечто притягательное, древнее и таинственное. Так чувствуешь себя, когда идешь по ночному лесу к поляне у родника, и над твоей головой начинают кружиться светляки, а на старой коряге загораются зеленые гнилушки, и сосны покачиваются, как мачты, словно сами себя баюкают…
Я взяла тяжеленькое лукошко, и мы пошли по тропинке в сторону деревни.
— Степанида Ивановна, эти люди и к вам приходили?
— Они уже месяц здесь шастают, — отозвалась женщина. — Да толку не будет.
— Потому что никто им не хочет землю продавать?
Она пронзительно глянула на меня из-под тонких изогнутых бровей — белых, как снег.
— Кого-то, может, и взяли угрозами, вот только главный их противник не люди.
— А кто?
Она посмотрела на меня как на школьницу, отвечающую невпопад у доски.
— Грибы любишь?
— Не эти, — с улыбкой кивнула я на мухоморы, и женщина вдруг улыбнулась в ответ.
— Малой ты была бойкая. Вижу, и теперь за себя постоять можешь. Не бойся этих людей.
— Честно говоря, я думаю, что бояться нужно. Вы не знаете, в полицию уже обращались?
— А зачем? Куплено у них все. Знают, кому на лапу давать. Часть леса южнее хотят убрать, здесь все сравнять с землей планируют, и озерца наши заодно осушат. «Элитный дом отдыха» собираются ставить, для своих, особенных, гостей.
— А как же кладбище?
— Вот и думай, как, — отозвалась она уже другим голосом, и мне на мгновение стало по-настоящему жутко. — Мертвых беспокоить — иное. Мертвые с тобой договариваться не будут. Не понимают те черные куда лезут. Тут, деточка, и не всякий деревенский поймет.
— О чем вы? О том самом противнике?
Она кивнула.
— Много лет я здесь живу, и многое остается неизменно, но тот, далекий мир, из которого пришли они и ты сама, он меняется стремительно. Осознать важно каждому: не все перемены на пользу пойдут. Нельзя трогать такие места, как это. Их беречь нужно, что дом свой, что семью свою. Я потому и мальцов всегда ругаю, коли мусорят или лес беспокоят.
Я слушала ее как завороженная. Вот так и начинаешь верить в колдовство! Ее голос будто переливался, слова звучали древней песней, в которой не все понимаешь, но оторваться не можешь.
— Не всем по нраву правила эти, — продолжила она. — Но у леса свои законы, а он тут сотни лет стоит. Знает: все мы в земле лежать будем да до небес потянемся.
— Отчасти я понимаю, о чем вы, — осторожно кивнула я. — Но против этих людей вряд ли помогут
