Развод в 45. Я тебя не прощаю - Александра Салиева

Плечи Грома напрягаются, но отвечает он вполне спокойно.

– Ты прав. Я должен был дождаться вашего развода. Не сдержался. Прости меня, друг.

Лично у меня зуб на зуб не попадает. С шумом тяну в себя воздух, а внутри всё дрожит от страха. Если он сейчас выстрелит. Если попадёт в Грома… От одной этой мысли уже сейчас готова сама умереть. Тем более, что извинительная терапия Грома не действует. Гриша не проникается покаянием. Наоборот, злится больше прежнего.

– Друг? Друг? Какой я тебе после этого друг? Не смей так меня называть!

– И как мне тебя тогда теперь называть?

– Точно не другом! – вопит он, тряся пистолетом. – Ты им никогда не был. Да я вообще всегда ненавидел тебя! Весь такой идеальный. В костюмчиках своих вечно. При параде. Вежливый до скрежета зубов. Всем нравишься. Да что в тебе такого, что тебя все так любят? Даже Лида. Сколько бы я для неё не делал, что бы ни делал, она всё равно всегда видела лишь тебя! Расцветала при виде тебя, как эти её дурацкие цветы. Даже после того, как мы поженились. Стоило тебе войти в комнату и никого кроме тебя уже не видела. Только с тобой всегда общалась. Я ей украшения дарил, платья красивые, дом перестроил, бизнес организовал, а она всё равно только тебе улыбалась так радостно. И лишь твоим цветам радовалась. Будто они какие-то особенные! А я побоку сразу становился. Она даже нашего сына назвала именем, которое ты предложил! Будто он твой, а не мой! При этом делала вид, что вы просто друзья! А я дурак что ли, по-вашему?! Совсем идиот, да?!

Гриша продолжает бесконтрольно размахивать оружием, а я обмирать от ужаса. Потому что пока он городит всю эту чушь, Тимур решает этим воспользоваться и теперь подкрадывается к нему со спины. А я даже запретить ему не могу. Только крепче цепляться за руку Грома, мысленно молясь, чтобы Гриша его не заметил, и с моим мальчиком всё было хорошо.

Господи, прошу тебя, пожалуйста!

Кажется, Гром что-то говорит Грише, а тот отвечает. Я не слушаю. Не вникаю. Всё во мне натянуто и сосредоточено на сыне.

Только бы всё прошло хорошо!

В момент прыжка Тимура на спину отцу, я всё-таки жмурюсь. Не могу на этот ужас смотреть. Хотя всё равно по итогу глаза открываю.

– Ах, ты мелкий сучёныш! – ругается Гриша.

А в следующий миг я с ужасом вскрикиваю. Округу оглашает новый громкий выстрел. Отец и сын на мгновение замирают, глядя друг на друга, а затем Тимур резко бьёт Григория в лицо, отправляя того в нокаут. На мир опускается тишина. А затем взрывается алым. Вместе с расплывающимся по вороту моего мальчика кровавым пятном.

Мир застывает в моменте. Теряет свои краски. Все звуки исчезают. Окружающее перестаёт существовать. Я вижу лишь алый цвет на белой рубашке. Ничего больше. В ушах звенит. Вены морозит паника. Дикий неуёмный страх поражает каждую клеточку моего тела.

Я умираю в моменте…

Вместе с ним. Моим сыночком.

Но вот он шевелится, и время отмирает, возобновляя свой бег. А я, спотыкаясь, бросаюсь к нему.

– Тимур! – падаю перед ним на колени. – Тимур! Как ты, мой мальчик? Где болит?

Да, полнейшие глупости говорю. Вообще не соображаю, что несу. Рот будто отдельной жизнью живёт, пока сердце колотится в череде бесконечного страха. Я хватаю его за плечи и тут же отпускаю, когда он заметно морщится. Понимаю, что и делаю тоже всё не то.

– Боже мой, Тимур, ты ранен. Надо вызвать скорую. Надо зажать рану. Надо остановить кровь, – причитаю, оглядываясь вокруг себя.

Самый быстрый способ – использовать подол собственного платья. Вот только не уверена, что кружевной атлас действительно подходит, потому и верчусь по сторонам, пока взгляд не натыкается на Дину, застывшую рядом. Вся бледная, с глазами-блюдцами, в которых блестят слёзы. Стоит и дрожит, до побелевших пальцев сжимая подол платья. И вот он из плотного хлопка.

– Дина? – зову её.

Та никак не реагирует, продолжая в ужасе смотреть на Тимура.

– Дина! – кричу.

Девушка вздрагивает. Выходит из ступора. Бросается к нам.

– Мам… – хрипло выдавливает из себя сын, пытаясь подняться.

Но, как пробует, так и уложен обратно моей решительной рукой. Ещё несколько мгновений, и алое пятно накрыто поверху скомканной наспех тканью. Пусть меня всю колотит, но я стараюсь не поддаваться зашкаливающей панике и не допускать новых ошибок, ведь от этого может зависеть жизнь моего мальчика.

– Вот так держи. Дави. Крепко, – велю Дине.

Та кивает. Едва ли всё ещё осознанно. Прежде застывшие в её глазах слёзы безмолвно скатываются по щекам. А Тимур, перехватывает женскую ладошку, которая изо всех сил давит на рану, и вновь пытается подняться.

– Да всё нормально. Не так уж и страшно, – слабо улыбается ей.

– Какой тут нормально! – вырывается из меня на фальцете. – Ты же ранен! Ты же кровью сейчас истечёшь! Тебе разговаривать вообще нельзя! Скорая… скорую кто-нибудь вызвал? Надо вызвать скорую! – заново оглядываюсь по сторонам, машинально шарю ладонями по бёдрам в поисках телефона, которого при мне, как назло, нет.

Ищу взглядом Грома. Он тоже рядом, держит Григория лицом в землю, чтобы тот не мог подняться, когда придёт в себя. Оружие валяется на земле, отброшенное в паре метров. В серых глазах грозовой шторм. А телефон прижат к уху. Мне хватает всего одного короткого кивка от него, чтобы понять, куда именно он звонит. Легче, конечно же, не становится, но я всё равно тоже пытаюсь выдавить из себя ободряющую улыбку, попутно уговаривая себя, что всё непременно будет хорошо.

Не может быть плохо.

Только не сегодня!

И не с моим сыном.

Ни за что…

Собственные уговоры помогают слабо. Но в случае с Диной всё ещё хуже. С её губ срывается нечленораздельный звук, а затем тихий всхлип, пока она всё с тем же ужасом смотрит, как сквозь её пальцы, накрытые поверху рукой Тимура, сочатся алые разводы.

– Это всё из-за меня. Он прав. Я виновата, – сипло выдыхает она. – Простите. Простите меня. Простите меня, пожалуйста, – утыкается лбом в его плечо, всхлипывая громче.

Тимур шумно выдыхает, аккуратно приобнимает её за плечи свободной рукой, притягивая к себе вплотную.

– Ты ни в чём не виновата, малыш. А со мной и правда всё нормально, – спешит успокоить её, приговаривая мягким голосом. – Видишь же, живой. Так, просто царапина. Ничего серьёзн…

Не договаривает.

– Нет. Это всё я, – мотает она головой, в отчаянии цепляясь