Любовник Павлова 2 - Ника Маслова

— Что-нибудь съешь? — спросил он.

Перед ним на тарелке лежала пицца. От большой порции осталось чуть меньше половины.

Я покачал головой, и отец отправил очередной кусок себе в рот. Пока он жевал, демонстрируя отменный аппетит и уверенность в себе, мне больше всего хотелось потереть друг о друга совершенно заледеневшие руки. Этот человек хотел меня убить, избил брата, но я всё ещё боялся с ним заговорить, а он — нет, он меня не боялся.

Он смотрел на меня с чувством превосходства, я видел это в его глазах, в выражении лица.

Я решил, что не хочу с ним никаких разговоров. Только поскорей закончить встречу и вернуться назад.

— Прости, но я очень спешу. Мы тут остановились буквально на пару минут. Самолёт уже заправлен и ждёт. Что мне нужно передать Максу?

Отец вытер руки тканевой салфеткой, швырнул её на стол.

— Это здесь. — Он ногой подтолкнул ко мне чёрную спортивную сумку, лежащую на полу между нами.

— И что это? — Почему-то мне не хотелось касаться её, рыться в вещах, к которым он прикасался.

— Чемпионский кубок твоего брата, — сказал отец с гордостью. — Поставишь в его палате на видное место, пусть смотрит на него. Помнит о своих победах и мечтает встать на ноги ради них.

— Если... — Плохое начало. Я быстро исправился: — Когда Макс поправится и встанет на ноги, дорога в спорт останется для него закрытой. Чемпионский титул — его прошлое, а не мечта. Его будущее — это выздороветь, встретить хорошую девушку, найти себе место в жизни, какое-то дело, а то он, кроме тренировок и соревнований, ничего и не видел, ничего не умеет, не знает. О спорте ему вообще стоит забыть.

Отец одарил меня таким взглядом, что, даже не знай я, что он сделал, со всей очевидностью понял бы, как сильно он меня ненавидит.

— Тебя кто-то спрашивал? Что ты можешь знать о мечтах брата? Он ведь не ты. Это ты слабак, это ты сдался после первой неудачи, а твой брат — настоящий мужчина. Он сильный, он по жизни боец. Он знает, в чём он хорош, и знает, за что необходимо хвататься, чтобы вновь подняться с колен и всех победить.

Отец встал, глядя на меня сверху вниз. Как и всегда, а не только сейчас, когда он физически надо мной возвышался. Он покачал головой, скривился, будто смотрел на клопа.

— Вроде вы близнецы, но какие же разные.

— Не настолько уж разные. — Я тоже встал. — Иначе бы ты нас не перепутал.

Вот и всё, я это сказал. Само сорвалось с языка. Я не планировал этого делать, но и не жалел ни мгновения. И сразу же кровь будто быстрей побежала по венам.

Отец презрительно усмехнулся, гордо расправил плечи. Мы одного роста, но он смотрел на меня как великан на пигмея, ну или король на последнего нищего или раба.

— Знаешь, значит. — Он шумно выдохнул через нос и прищурился. — Что, думаешь, извиняться буду перед тобой?

— Не передо мной. Ты мне ничего не сделал, ты Макса своими руками убил. Надеешься, он встанет на ноги, снова будет чемпионом, а ты где-то рядом, гордиться им, хвастаться им, примазываться к его достижениям?

Ой, как мои слова ему не понравились. Прошлись по самому дорогому — по гордости. А что он Макса искалечил, и я теперь об этом знал — это его волновало лишь потому, что он нас перепутал. А если бы не перепутал, наверняка собой бы ещё больше гордился. Вот такой у нас отец, вот такая ничтожная мразь.

Я набрал воздуха в грудь.

— Макс встанет, но тебя на выстрел к себе не подпустит, чем бы ни занимался. Хоть спортом, хоть чем. Ты для нас больше никто. Мы тебя никогда не простим.

— А мне плевать, — ответил отец с тем же самоуверенным видом, но уже без ухмылки. И даже без злобы, спокойно, как будто ему и правда было плевать. — Мне без разницы, простит меня кто-то из вас или нет. Но будет приятно знать, что хотя бы один нормальный сын у меня есть, а не такое, как ты.

Ногой он подтолкнул ко мне чёрную спортивную сумку.

— Возьми его кубок, дай ему причину желать встать на ноги. Больше я от тебя ничего не хочу. Ничего не прошу. Только не быть сукой и помочь брату хоть так.

А он не сука? Он Максу хоть как-то помог?

Я так сильно стискивал челюсти, что у меня зубы заныли.

А вот отцу нашлось что мне сказать:

— Ты для меня никто давным-давно. Не будь тебя... Ну да ладно, что об этом говорить. Дай своему брату причину гордиться собой и бороться за себя. Вот он, его главный приз. Он его поставит на ноги, когда придётся заново учиться ходить.

Отец снова подтолкнул сумку ко мне, и она краем легла мне на обувь. Я отступил на шаг, и он вновь её подтолкнул.

— Бери чёртову сумку и вали отсюда.

— Ненавидишь меня, потому что я гей?

Он молча сплюнул на пол. Взрослый человек, и не постыдился так вести себя в ресторане.

— А почему ты себя не винишь? — спросил я, со всем вниманием разглядывая его. — Я родился таким. Ориентация — это от рождения, понимаешь? Никого нельзя сделать геем, и гетеро тоже нельзя. Это не моя вина, это не я выбирал быть таким. Если бы мог выбирать, тебя в отцы бы точно не выбрал.

Он состроил презрительную гримасу, дёрнул верхней губой, сморщил нос.

— Ну-ну, оправдывай себя, пидорок, — бросил он глумливым тоном.

— Агрессивная гомофобия, — сказал я спокойно, — признак латентной гомосексуальности. У любого психолога спроси. Ну или народной мудрости поверь. Слышал, наверное? У кого чего болит, тот о том и говорит.

Я усмехнулся: как же его корёжило от моих слов. И как же сильно мне хотелось причинить ему боль, больше боли, ещё больше боли.

— Если твоя ненависть ко мне проистекает из зависти, то мне тебя очень жаль. Походи к гештальт-терапевту, покопайтесь в памяти, в