Кот по имени Семён Семёнович Горбунков - Ольга Станиславовна Назарова
София добралась до дома невестки, оглянулась на Млечный путь, решительно кивнула ему головой, постучала, и… словно шагнула в детство — в те же запахи и звуки.
Ей так захотелось застыть на пороге, насладиться этим, не отпускать ещё немножечко. И тут до неё дошло!
— Погодите-ка… так я же уже бабушка! А это значит… значит… я могу побыть в детстве Насти. И ей всё это показать, и никто не покрутит пальцем у виска, если я буду с ней лепить снеговиков и в куклы играть… ой, какие же сейчас есть куклы! И могу совершенно случайно сбить с ног братца и запихать ему снег за шиворот — хоть полсугроба! И… ахххх, сколько всего можно!
София со странным выражением лица была утянута за стол и уставилась на ёлку.
— И ёлку можно! И подарки! — бормотала она. — И даже кораблики в ручье попускать… да, я же помню, как вырезать лодочки из коры!
— Соня… с тобой всё в порядке? — осторожно уточнила Марина, глядя, как у Софии на лице появляется совершенно непривычное для неё, какое-то восторженное выражение и шевелятся губы.
— Со мной-то? Всё замечательно! — решительно отозвалась её золовка. — А твой муж — дурак! Он спит! И мне хочется пойти и бросить ему снежок в окно! Я как раз вспомнила, как их лепить!
В Питере у Вадима и Ули за новогодним столом то и дело возникали острые уши Лизы, а вслед за ними появлялась белая лапа, точно тянущаяся к намеченной цели и активно добывающая лакомства себе и Спонжу.
— Почему-то в миске не так вкусно… — понимающе кивал Вадим, изумляясь, как всё изменилось за этот год. — Слушай, мне кажется, что я в этот год прожил несколько жизней и наконец-то нашел свою. Личную и собственную.
— И мне так кажется… он такой удивительный, этот год. Словно всё то, что мы копили, откладывали подальше и собирали несколько лет, именно в это время к нам вернулось и всё изменило! — согласилась Ульяна. — Ой, а ты Веру помнишь?
— Веру? — вопросительно глянул на жену Вадим.
— Ну, да. Ту, которую сватали сначала тебе, а потом Максу.
— Ну, ещё бы… забудешь такое!
— Она, кажется, замуж выходит, — улыбнулась Уля. — И, что показательно, жениха нашла сама! Почти сама. То есть искала-то она свою сбежавшую лошадь, а лошадь ей нашла мужчину!
— Да ладно… — рассмеялся Вадим, — Главное, что не меня или Макса!
Упомянутый Макс, сидя в Москве за столом, спорил с совершенно непрошибаемым собеседником, — Гаврила, отдай вилку! Ну, зачем тебе моя вилка, а?
— Не приставай к птичке! Я тебе сейчас другую дам! — рассмеялась его жена Мила, заторопившись на кухню, а когда вернулась, то узрела потрясающую по силе воздействия картину — все сидящие за огромным столом, составленным из нескольких, сползали от смеха со своих стульев. Все, кроме Гаврилы и Елизаветы Петровны, невозмутимо наблюдающей, как Гаврила, вцепившись клювом в вилку, делает ею совершенно однозначные выпады в сторону предплечья Макса.
— Гаврила… — очень внушительно заявила Елизавета Петровна, — Мальчик мой! Это блюдо жестковато и малопитательно, поверь мне! Так что лучше не трать на него своё время и позволь тебя угостить ананасом!
— Каррык, бро! — пожаловался на «малопитательное» блюдо Гаврила, выплюнув вилку и торопясь за ананасом. — Каррррык!
— Я тебе устрою каррык! — злобно шипела на крылатого негодяя сердитая Мурьяна. — Вчера опять покушался на кактус, сегодня на моего Макса, а завтра? Завтра он и меня, чего доброго, попытается слопать?
Марина и Иван тоже весьма неординарно провожали старый год.
— Мам, Тёму не сдвинуть, я пробовала — на нём почти вся королевская кото-собачья конница устроилась, так что это бесполезно. Давай через него пироги. Вань! Не наступи на Фуфика! Он на Тёме не поместился, поэтому злой как восемнадцать сиамских кошек! Фиона, радость моя, это я не про тебя! — Марина, сколько себя помнила, ни разу не садилась за новогодний стол раньше половины двенадцатого — всегда что-то случалось такое, что отвлекало напрочь. Сегодня это был всеобщий делёж собаки.
Иван поступил проще, попросту поднял злобно гудящего на всех Фуфа и приволок его на диван. — Так спокойнее, а то мы не успеем проводить Старый год.
***
Совсем в другом районе Москвы ухоженная женщина элегантного возраста строго отчитывала разношёрстную компанию, вознамерившуюся наведаться на праздничный рождественский стол.
— Все поняли недопустимость своего омерзительного поведения? Тогда свободны! А вас, Гаврила, я попрошу остаться! Да-да… вместе с авокадо, который вообще-то куплен для салата, а не для какаду! И не делай вид, что у тебя в лапе ничего нет, я всё вижу!
— Каррык? — осторожно уточнил Гаврила.
Кого-кого, а Елизавету Петровну он уважал!
— Точно, бро! Положил фрукт и пошёл вон! Можно даже пешком! И да, кстати, всем в мисках оставлено много всего вкусного и приятного. В честь праздника, знаете ли… Ну, что вы смотрите на меня, как зайцы на деда Мазая? Кушать подано, КЫШ!
Елизавета только хмыкнула, увидев с какой скоростью исчезают из комнаты крылья, лапы и хвосты, подошла к окну и покосилась на личный кактус кошки Мурьяны.
— Ну, вот… а некоторые чудаки говорят, что они нас не понимают! Ха три раза! Ещё как понимают! И друг друга и нас. А вообще, у меня большое подозрение, что даже ты нас понимаешь!
— Я где-то прокололся! — сообразил кактус, стараясь втянуть иголки и сделать вид что он — просто толстый листик. Само собой, ничего не получилось, зато прибавилось тем для размышления и Елизавете, и кактусу.
— Вот… есть ли в жизни справедливость? — спросил себя кактус, когда комната опустела, потому что люди праздновали что-то очень важное и хорошее, а животные им изо всех сил помогали! — Никакой справедливости! По крайней мере, для кактусов! Они все там, а я весь тут! Один!
Появление кошки Мурьяны заставило его насторожиться.
— Чего это она?
— На! Я себе подарок принесла, а ты посторожи! Это очень нужно паразиту крылатому, а значит, и мне! — она с размаху уронила в горшок к кактусу что-то зелёное, плотное, приятно-округлое. — Всё, я пошла! А ты — оставайся тут и глаз… то есть колючек с этой штуки не спускай!
В горшке с молчаливым, исполнительным, но малость опешившим кактусом красовалось филигранно выкраденное авокадо…
Мурьяна строго прищурилась на горшок, напоминая, что бдительность — наше всё, и важно удалилась,
