Враги целуют жадно - Людмила Сладкова
Гладила. Царапала. Щекотала. А когда он заставлял ее ерзать на нем быстрее, откидывалась назад, прогибаясь в спине невероятно сильно. Она была гибкой. Немыслимо гибкой. И верхом на нем смотрелась до одури эффектно.
От одного лишь этого зрелища можно было кончить сотню раз. Но Вадим сдерживался из последних сил. Сперва хотел толкнуть за грань ее. Увидеть, как ее скрутит от удовольствия. Увидеть, как эта девочка бьется в экстазе.
А она уже была близка. Он чувствовал это. Улавливал по сигналам ее тела.
И сам, пожирая ее взглядом, мысленно скрежетал от удовольствия:
«Да, девочка! Да, сучка! Все именно так… Охеренно, правда? Да! Да, бл*дь!»
Целуя ее губы, кусая их чуть ли не до крови, Вадим прохрипел:
- Быстрее… Трись об меня… БЫ-СТР-ЕЕ! Вот так… О-о-о, черт! Да-да-ДА! Ох, видела бы ты себя сейчас! Сдохнуть можно! Ты уже близко? Не сдерживайся. Кончи на мне! Кончи на моем члене, Аню-ю-юта! Давай… взорвись и кайфани, моя девочка! Моя… сладкая малышка! Я так сильно…
Вздрогнув, как от увесистой пощечины, Аня резко замерла на нем. Остановилась буквально в шаге от их общего оргазма. Раскрасневшаяся мгновение назад, теперь стала бледнее больничной простыни. Уставившись на него пьяным заторможенным взглядом, она растерянно промямлила:
- Но я же… не твоя малышка!
Будто ошпарившись, девчонка спрыгнула с него до того, как Вадим успел удержать ее. Ужас и шок застыл в ее округлившихся глазах цвета грозового неба. С губ слетело тихое, но отчаянное:
- Я не твоя девочка! – шаг назад. – У тебя… другая девочка!
Вадима точно парализовало от ее слов. Реальность обрушилась на него многотонной лавиной. Спина покрылась липким ледяным потом. В голове стало пусто. Ни одной здравой мысли. Только паскудное чувство вины и имя:
«Ксюха! Бл*дь…»
Отступая от него все дальше и дальше, Аня продолжала бормотать:
- Девочка, которую ты любишь. Девочка, которую оберегаешь. Та, за которую готов любому глотку перегрызть. Та, чьим словам свято веришь.
- Аня… - выдохнул Вадим, принимая сидячее положение и хватаясь за голову. – Послушай…
Она лишь покачала головой, поправила одежду и продолжила:
- А меня ты презираешь. Не выносишь. Терпеть не можешь. И люто ненавидишь. Твоя девушка сегодня прямым текстом это сказала. И ты ничего не отрицал. Тогда, зачем ты… ? Это очередная ваша игра? План? Уловка?
- Нет! Я… все вышло из-под контроля!
- Убирайся! – еле слышно, на грани восприятия.
- Уйду, - кивнул он угрюмо. – Но сперва мы поговорим!
Тогда она закричала, сочась негодованием:
- Нам не о чем с тобой разговаривать! Ты – живое воплощение всего того, что я презираю в людях! Никчемный. Избалованный. Беспринципный. Кобель. Вали под бочок к своему папочке, мажорчик! Ты опаздываешь! Уже несколько минут не прожигал жизнь впустую и не транжирил чужие деньги!
- Ах ты…
Он не успел закончить свою гневную тираду. Не успел ее даже начать.
Она не стала его слушать. Выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.
А Вадим, зарычав в потолок, снова распластался на ее кровати и со всей дури саданул кулаком по матрасу несколько раз. Уткнувшись лицом в подушку, беззвучно застонал – та хранила запах своей хозяйки. И он дышал им. Дышал. Дышал! Замирая от удовольствия, кипя от ярости, подыхая от чувства вины и задаваясь лишь одним вопросом:
«Как я докатился до такой жизни?»
Вадим не мог сказать наверняка, сколько времени провел в Аниной кровати – пару минут, или добрых полчаса. Пытался успокоиться. Взять себя в руки.
И признать наконец – его тянет к ней! К этой выскочке. Со страшной силой!
«Вот только, что это меняет? Ровным счетом, ничего…»
Горько усмехнувшись, Вадим оделся и с тяжелым сердцем спустился вниз.
На кухне застал дядю Ярика в компании Ольги Леонидовны. За время, пока он отсутствовал, они успели… почти приговорить на двоих бутылку коньяка. Несмотря на это, Бондарев был свеж и бодр, профессорша же… выглядела прилично окосевшей. Ани на кухне не было. Зато, здесь была еда, приготовленная ею. Все еще полыхая от злости – ее слова задели его за живое, Вадим уселся за стол, не дожидаясь приглашения. Будто оголодавший, жадно накинулся на ароматное жаркое и на овощной салат. Он был привередлив к еде. А может, просто избалован. На них с отцом и дядю Ярика трудился личный повар. Обрусевший француз, нанятый еще бабушкой, работал сразу на два дома, обеспечивая ее сыновей и внуков здоровой вкусной едой. Но несмотря на это, Вадиму казалось, что он не ел ничего вкуснее Аниной стряпни. Он смёл все со своей тарелки. Даже добавки попросил. Но Ольга Леонидовна едва стояла на ногах, пытаясь доковылять до плиты. Поблагодарив ее за старание, Вадим справился самостоятельно.
И пока запихивал в себя новую порцию еды, наблюдал за тем, как дядя разливает по стопкам остатки коньяка. Увидев это, хозяйка дома застонала:
- Ярослав Маркович, я больше не могу! Я никогда так много не пила. Тем более, такие крепкие напитки. Я… даже ползком до кровати не доберусь!
- Не волнуйтесь, Ольга Леонидовна, - дядя протянул ей рюмку. – Я вас донесу!
- Что? – изумленно, заплетающимся языком. - Нет! Это… это неприли…
- Ваше здоровье! – Бондарев опрокинул стопку. Закусил. Прожег старшую Стеклову долгим задумчивым взглядом. А после обратился к Вадиму:
- Мы уезжаем. Ступай. Подожди меня в машине.
Так он и сделал. Даже некое облегчение испытал, усевшись за руль.
Вот только длилось оно недолго. Ведь в душе творился кавардак.
Настоящий хаос. Воспоминания воспламеняли кровь и плавили мозг.
Ему хотелось вернуться. Найти ее и…
«Что? Что я ей скажу? Она права! Она – не моя! А моя девочка – не она…»
Ощущая
