Рэм - Микита Франко
Затем отошел и Синцов, что-то нашептав своей жене. Двинулся прямо на Рэма, у того аж ладони вспотели и, проходя мимо, хлопнул того по плечу (у Рэма сбилось дыхание — господи, почти обморок).
— Привет, Макар, — и улыбнулся.
Рэм застыл на месте, ничего не ответив. Не сообразил, не догадался. Спохватившись, резко обернулся через плечо, а Синцов уже далеко, у отцовской тачки. Руки жмут друг другу.
Поговорив, снова разошлись — Синцов к сцене, а отец — к Рэму. Он аж снова сжался от напряжения: скажет что-то про Сергея?..
— Хочешь к Синцовым после гуляний на продолжение банкета?
Макар глупо поморгал:
— Я?
Будто Синцов с батей мог договариваться именно об этом: лично Макара заказать на продолжение. Батя так и посмотрел на него: мол, дурак что ли?
— Мы. Ты, мать, я, Дашка, если захочет, ещё там кто-то будет, семья Быструхина вроде, Греченко… — он рассеянно посмотрел по сторонам, выискивая в толпе всех этих людей. Снова глянув на Рэма, почти великодушно уточнил: — Ну, тебе не обязательно, если что. Я знаю, ты с этим не дружишь, — и на Елисея кивнул.
— Я хочу, — быстро выпалил Рэм.
— Уверен?
— Да.
— Ну, смотри, — и тоже хлопнул по плечу, возвращаясь к машине.
У Рэма от предвкушения аж в кончиках пальцев закололо. Из колонок, с привязанными к ним воздушными шариками, заиграла торжественная музыка, и он повернулся к сцене, ожидая появление Сергея. И он появился — с высоты отчего-то ещё красивей. Поздравил всех с днём города, начал рассказывать, как много сделал для этого захолустья мэр, нахваливать его несуществующие заслуги (про Брюхина, мэра, иначе, как «вор» в народе не говорили), и между строк добавлять про свой завод по изготовлению тротуарной плитки, которой, естественно, устелили весь город (и теперь, когда едешь на велике, его постоянно трёсет, и в голове — дыр-дыр-дыр, как по худшему асфальту). В общем, здорово, что всё так славно и красиво — в конце все похлопали, а Рэм громче всех, как главный фанат всего, что скажет Синцов. Он и не слушал обычно. Какая разница? Главное: смотреть и наслаждаться. Тут ещё и все мысли в его скором посещении особняка Синцовых — он там уже был, но давно, в детстве, когда ещё не понимал, что Сергей Александрович — мужчина мечты. Теперь зайдёт в этот дом совсем другим человеком.
Правда, придётся объясниться перед пацанами.
И с этой необходимостью он сталкивается, едва Синцов заканчивается речь.
— Ну чё, на базу пойдешь? — это Скрипач спросил, подловив его за сценой (где Рэм надеялся подловить Сергея, чтобы он ещё раз потрогал плечо и сказал: «Привет, Макар»).
— У нас тут… семейное мероприятие, — проговорил в ответ.
— В честь чего?
— Ну… к Синцовым пойдем, — всё равно, что признаться, что ты филолог. Также в горле застревает.
— Нафига?
— Ну, там отмечание какое-то… — мямлил Рэм. — И вообще… он друг отца. Чисто… семьями типа.
— А ты там че, обязан быть? — недоумевал Илюха. — Тебе это нахера?
— Отец попросил быть, — соврал Рэм.
— Господи, — и глаза закатил.
Потом развернулся и ушел, видимо, чтобы передать это всё Французу. Рэм смотрел им вслед и не понимал, почему он не чувствует себя предателем, никого не предавая? Он же просто… влюблен. Они тоже ведут себя глупо, когда влюблены, и ходят как хвостики за девчонками, с которыми у них нет шансов. Как Скрипач за Дашей — никто ж не смеется. А Рэм даже у сцены постоять не может и в гости сходить — так, чтоб никто не обиделся.
Бесит.
Елисей, неожиданно выйдя из-за спины, спросил, растягивая улыбку:
— А ты что, к нам пожалуешь?
— Тип того.
Тот улыбнулся ещё шире:
— Будет весело.
Что-то Рэма не радовало, когда такое говорит Елисей. Рожа у него… красивая, но больно маньячная. Гомес Аддамс в молодости, блин.
Но после того, как Француз и Скрипач вот так глупо ушли от него, Рэм снова начинал подумывать: не завести ли ему друзей из круга… получше? Нужно будет пораскинуть мозгами.
Глава 5
• 20 октября в 19:51
Рэм большинство из этих людей раньше никогда не видел. Все эти Быструхины, Греченко, ещё какие-то фамилии, стершиеся из памяти в тот же момент, когда Рэм их первые услышал, были семьями другого сорта. Не такие, как у него. И Рэм видел это по тому, насколько взрослыми казались его ровесники: пацаны в пиджаках с широкими плечами и зауженными брюками и с кольцами на пальцах (в общем, со всей атрибутикой, которого не обладал бизнесмен Синцов, но обладали какие-то дети в его доме); девчонки в обтягивающих нарядах с подведенными глазами и яркими губами — словом, все они выглядели на тридцать. Макар же, тонущий в своих широких джинсах и толстовке, выглядел среди них на четырнадцать. Как ребёнок, потерявшийся на вечеринке у взрослых.
Может быть, отчасти так оно и было.
Синцов-младший, нарядившийся лучше всех, почти по возрасту — в кожанке, не смотря на хорошее отопление (в их зале даже горел камин), — притащил к столу алкоголь. Среди трёх бутылок с темноватой жидкостью, Рэм зацепил взглядом одну с прозрачной, и сразу же догадался, что это такое. Стало как-то нехорошо.
При том, что в остальном всё было уж как-то чересчур интеллигентски. По началу.
У панорамного окна стояло пианино. Или рояль. Рояль скорее, Рэм не особо разбирался, но инструмент был огромный с большущей фигурной крышкой — во много раз больше, чем школьное пианино. Одна из девчонок села за него играть, и великолепно исполнила неизвестную Рэму мелодию. Ребята обсуждали между собой, что это «Третья песня Эллен» Шуберта.
— «Аве Мария» в певческой практике, — сумничал какой-то очкарик в пиджаке.
Рэм и без того чувствовал себя лишним, а теперь — совсем.
Тут ещё Елисей, отпивающийся что-то цвета колы (но, наверное, не колу) из бокала, с ехидцей спросил у него:
— А ты же на гитаре играешь, да?
Рэм удивился этому предположению:
— Я так… не особо. Это больше Франц… в смысле, Пьер. Я всего несколько песен.
— Да ладно, не прибедняйся, — и он по-свойски обнял Рэма, будто они старые приятели. Развернул лицом ко всем, как будто собирался представить. Так и вышло: — Это Макар. Мой одноклассник. Отлично поёт и владеет инструментом, просто скромный. Вон и гитара есть, — он кивнул на стену над камином, и Рэм удивился: реально гитара. — Сыграешь?
Помотал головой: этим он здесь точно никого не впечатлит. Елисей, на удивлением, отреагировал очень мягко:
— Ну, как знаешь, — качнул стаканом в своей
