По ту сторону боли есть любовь. Мой спаситель - Лика П.

Глава 36.

На следующий день. Утро.

Склад за городом был старым, с облупившимися стенами и ржавыми воротами. Внутри пахло сыростью и машинным маслом. Единственный свет исходил от лампочки, болтающейся на проводе и отбрасывающей длинные тени на бетонный пол. Игнат, Олег и Слава лежали на старых матрасах, всё ещё без сознания. Их руки и ноги были связаны пластиковыми стяжками, рты заклеены скотчем.

Дмитрий стоял в углу, скрестив на груди руки. Его чёрная куртка сливалась с тенями, но глаза горели яростью. Рядом Гурский курил, его лицо было непроницаемым. В стороне, у металлического стола, доктор – невысокий мужчина в медицинском халате – раскладывал медицинские инструменты: шприцы, ампулы, перчатки. Его движения были точными, как у часовщика.

– Сколько? – спросил Дмитрий, не отводя взгляда от Игната.

– Минут десять, – ответил доктор, не поднимая глаз. – Препарат уже готов. Люпралид – гормональный блокатор. Через час их тестостерон упадёт до нуля. Навсегда. Никаких побочек, кроме того, что они больше не мужчины.

Дмитрий кивнул, его челюсть сжалась. Он шагнул ближе к Игнату, наклонился, разглядывая его лицо. Даже во сне этот ублюдок выглядел наглым. Воронов сжал кулаки, сдерживая желание ударить.

– Просыпайтесь, твари, – тихо сказал он, его голос дрожал от гнева.

Гурский бросил окурок на пол, затоптал его ботинком.

– Дай им пару минут, Дима. Сейчас проснутся.

– Хочу, чтобы они всё почувствовали, как чувствовала моя девочка… Ублюдки.

Через несколько минут Игнат дёрнулся, его веки затрепетали. Он попытался пошевелиться, но стяжки впились в запястья. Глаза распахнулись, и он замычал, пытаясь что-то сказать через скотч. Олег и Слава тоже начали приходить в себя, их лица исказились от паники. Игнат дёрнулся сильнее, его глаза метались по помещению, пока не остановились на Дмитрии.

– М-м-м! – замычал он, пытаясь вырваться. Скотч заглушал слова, но в его взгляде читалась смесь страха и ярости.

Дмитрий подошёл ближе, сорвал скотч с его рта. Игнат тут же выплюнул:

– Ты кто, мать твою?! Да ты знаешь, кто я?! Мой отец тебя в порошок сотрёт! Отпусти, сука, или тебе конец!

Дмитрий смотрел на него холодно и брезгливо, как на насекомое. Он наклонился, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от Игната.

– Твой отец сейчас по уши в дерьме, – сказал он тихо, но каждое слово било как молот. – А ты, мразь, заплатишь за то, как поступил с моей женщиной, со Светой.

Игнат замер, его глаза расширились. Он попытался что-то сказать, но голос сорвался.

– Света? Эта… эта шлюха? Ты из-за неё?! – он захохотал, но смех был нервным, надтреснутым. – Да она сама напросилась! Мы просто повеселились!

Дмитрий не сдержался и ударил. Кулак врезался в челюсть Игната, и тот откинулся назад, кровь брызнула из разбитой губы. Олег и Слава замычали громче, их глаза округлились от ужаса.

– Ещё раз назовёшь её так, – прорычал Дмитрий, – и я вырву тебе кадык.

Гурский положил руку ему на плечо, голос был спокойным, но твёрдым:

– Дима, хватит. Пусть доктор работает.

Игнат сплюнул кровь, его лицо исказилось от злобы.

– Да вы никто! Вы все сдохнете! Мой отец вас найдёт! – он дёрнулся, но стяжки держали крепко. – Эй, Олег, Славка, скажите им! Мой отец Агафонов! Нас тронуть – это смертный приговор!

Олег замычал, пытаясь что-то сказать через скотч. Его глаза были полны паники, пот тёк по лбу. Слава, наоборот, затих, его взгляд метался, как у загнанного зверя. Он понял, что выхода нет.

Доктор подошёл со шприцем, игла блеснула под лампой. Он присел рядом с Игнатом, протёр его руку спиртовой салфеткой. Игнат дёрнулся, его лицо побелело.

– Что это?! Что ты делаешь, урод?! – заорал он, его голос сорвался на визг.

– Спокойно, – сказал доктор ровным тоном. Парни, придержите, а то, чего доброго, заразу занесу… нехорошо получится, – сказал доктор, привыкший работать в таких условиях. – Это люпралид, – док ответил Игнату. – Через пару часов ты забудешь, что значит насиловать женщин, они тебе станут безразличны.

Парни генерала зафиксировали ублюдка, чтобы тот не дёргался. Док ещё раз продезинфицировал руку и вонзил иглу в вену. Игнат заорал, как будто его резали.

– Нет! Нет! Вы не можете! Мой отец… он вас всех… – его голос захлебнулся, когда препарат начал действовать. Он дёрнулся ещё раз, но силы покидали его.

Олег и Слава получили свои уколы молча, только их глаза кричали. Олег плакал, слёзы текли по щекам, смешиваясь с потом. Слава пытался вырваться, но его тело обмякло, как у марионетки с обрезанными нитями. Дмитрий смотрел на них, и в его груди разливалось холодное удовлетворение. Это не была радость – это была справедливость.

– За Свету, – тихо сказал он, глядя на Игната. – За её слёзы. За её боль. Вы больше никогда не тронете ни одну женщину.

Игнат попытался что-то сказать, но его голос стал слабым, глаза закатились. Доктор убрал шприцы, кивнул Гурскому:

– Готово. Теперь они твои.

Гурский встал, его ботинки глухо стукнули по бетону.

– Увозим, – сказал он своим людям, стоявшим у входа. Двое крепких парней в чёрном вошли, подхватили бесчувственные тела Олега и Славы, потащили к фургону, а другие парни, что были в помещении, подхватили Игната.

Дмитрий остался стоять, его руки дрожали. Он чувствовал, как ярость медленно отступает, но на её месте остаётся пустота. Он сделал это для Светы, но знал, что её боль не исчезнет от их наказания. Он закрыл глаза, представив её лицо – её улыбку, её тёплый взгляд. «Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива», – дал себе слово Дмитрий.

Три месяца спустя

Подвал был сырым и холодным. Стены покрывала плесень, а единственное окно, забитое досками, не пропускало света. Игнат, Олег и Слава сидели на бетонном полу, их лица осунулись, глаза потухли. За три месяца они изменились: кожа стала серой, щёки впали, а в их движениях появилась апатия. Препарат сделал своё дело – тела этих ублюдков больше не подчинялись их желаниям. Они были пустыми оболочками, сломленными не только физически, но и морально.

Гурский спустился по лестнице, его шаги эхом отдавались в тишине. В руке он держал папку с документами. Игнат поднял голову, его взгляд был мутным, но в нём ещё плескалась злоба.

– Ну что, генерал? – прохрипел он. – Убьёте нас? Или что? Мой отец…

– Твой отец занят, – перебил Гурский, его голос был холодным как сталь. – А ты, Игнат, теперь никто. Дело по изнасилованию открыто. Доказательства собраны. Нянечка из больницы, медкарта, свидетели. Вы трое идёте под суд.

Игнат засмеялся, но смех был слабым, надтреснутым.

– Суд? Да мой отец купит всех!