Развод. Ты всё испортил! - Аника Зарян
Киваю. Логично всё.
Только внутри будто всё скручивается.
Раньше бы Ксюша не стала слушаться, даже если бы ко мне не пускали. Раньше приходила бы каждый день вместе с мамой. И молилась бы вместе с мамой.
Раньше.
В прошлой жизни.
- Дети?
- Дети со сватьей. Каникулы были, они детей к себе забрали. Карен джан, ты нас прости, мы им так и не сказали, что ты в больнице был. Пожалели.
И хорошо.
Мучились бы мои дети. Переживали. Вика бы плакала. Гера бы держался до последнего, конечно, но тоже бы потом расплакался. Хоть и мальчик, но еще ребенок. И если даже мне, взрослому идиоту, выть и рыдать хочется, что уж от них требовать?..
А Ксюша не приходила... И не потому, что с детьми была.
Дети-то с тещей были...
- Нора внизу ждёт, – продолжает мама. – Втроём не разрешили...
Папа молчит.
Смотрю на него, а он тоже. Разглядывает меня всё это время, хмурится и молчит.
Что, пап, разочаровал тебя твой лев?
Что ж, ты не одинок.
- Давай, сын, соберись. – Он будто мысли мои услышал. – Прогнозы хорошие, Бог от большой беды уберёг. Соберись.
А потом дверь снова открывается. Никого пока не видно, но я безошибочно узнаю – по запаху, который врывается в палату.
Мама оборачивается.
Папа тоже смотрит.
- Ларис, пойдем? – спрашивает.
Непривычно. Он раньше никогда не спрашивал. Он вообще вопросительные предложения нечасто использовал. Только командами. Как и подобает главе семьи.
Мама кивает.
- Я узнаю, что тебе можно, и принесу завтра, родной мой.
Подходит, наклоняется, прижимается теплыми губами ко лбу, берет в руки мою ладонь, гладит.
Отпускает нехотя.
Они выходят.
Ксюша заходит.
- Слава Богу, Карен, – произносит с улыбкой. И от того, как она на меня смотрит, тугой узел внутренностей расслабляется, и я снова начинаю дышать.
Подходит ближе. Придвигает стул, садится. Втягиваю носом её аромат. Свежесть, цветы, весна. Моя весна... Весна, которую я могу потерять.
- Испугалась? – спрашиваю почему-то. Глупо, но мне важно знать, что у неё еще есть ко мне хоть какие-то чувства.
Испугалась?
Обрадовалась?
Простила?
Господи, умоляю, пусть она меня простит!
Идиот. Чтобы простила, надо наконец извиниться. Я же именно это и хотел сделать.
Пять дней назад.
Опоздал.
На пять дней и целую вечность.
- Прости меня, джана, – вылетает легко. Боли нет. Её улыбка – лучшая анестезия.
Кивает.
Это значит, да? Простила?!
Другая бы злорадствовала, что муж-изменник валяется в больнице. Молилась бы пресловутому бумерангу.
Другая, но не моя Ксюша.
В ней нет тьмы, нет зла.
А любовь?
Есть?
«Я ненавижу тебя, – подкидывает предатель-мозг её слова. – Ты меня сделал такой!»
- Я тебе не желаю зла, Карен, – говорит тихо, опровергая мучительное воспоминание. Но имя моё, всегда песней вылетавшее из её губ, звучит чуждо, холодно. – Ты отец моих детей.
Не любовь.
Человечность...
Вот так в одночасье надежда испаряется. Отец её детей.
- Наших, – борюсь, – детей.
- Нас нет. Ты всё испортил.
- А кто есть? – шепчу. В боку колет. – Кто есть?
Морщится.
- Кто есть рядом с тобой? Есть кто-то?
Улыбается.
- Выздоравливай, Карен. Скоро суд.
Закрываю глаза. Хочу отвернуться к стене, но не могу. Голова будто в тисках – раскалывается. Гортань раздирает боль и спазм.
- Экспертизы уже были, – говорит она напоследок. – И работа у меня уже есть. И жить мне тоже есть где. Выздоравливай. И больше не делай глупостей. Ты о детях думай. Хоть иногда...
Глава 27
- Ты готова?
- Почти! – отвечаю громко, чтобы Артём точно услышал. Он, как и я, на громкой связи.
Он за рулем, едет ко мне. А я заканчиваю последние штрихи перед нашим первым ... Свиданием? Да, наверное, свиданием. Первым, после того разговора.
Мы не виделись четыре дня – непривычно.
Воспользовавшись тем, что дети у моих родителей, а экспертизы, благодаря папиным связям и стараниям адвоката, были назначены и проведены в ускоренном режиме, я полностью сконцентрировалась на подготовке к открытию. Набирала сотрудников, общалась с организаторами.
Поэтому времени на встречи у нас с Артёмом не было.
Зато мы много говорили, много переписывались. Каждую свободную минуту.
Хорошо.
Странно и непривычно...
Но больше хорошо, чем странно.
Все каникулы его сын, Дима, оставался у него. Артём не вдавался в подробности, но обещал обо всём рассказать после, при встрече. Впервые я задумалась о том, что и у него, и у меня есть прошлое, которое невозможно игнорировать, если мы хотим попробовать выстроить что-то более крепкое из наших отношений, чем этот зыбкий песчаный замок из намеков и полутонов.
Примут ли его мои дети?
Примет ли меня его сын?
Дойдет ли у нас в принципе до того, чтобы идти на этот важный шаг – знакомство с детьми?.. В общем, я не давала скучать ни себе, ни своему аналитическому мозгу.
А еще я улыбалась.
Смеялась.
- Ты какая-то другая, – сказала мне накануне Нора, когда мы встретились у входа в больницу, где лежит Карен. – На тебя очень приятно смотреть, Ксю.
- Другая?
- Светишься изнутри. Как раньше.
Я не стала отмахиваться, что я как раз не такая, как раньше. Я просто улыбнулась и прошла внутрь.
Я не собираюсь закрываться от своего прошлого. Оно сделало меня такой, какая я есть сейчас.
- Я подъехал, спускайся!
Артём пригласил меня на презентацию летнего меню в загородный ресторан его близкого друга.
Волнуюсь. Даже немного напряжена.
Как будто мне снова двадцать, и я снова первокурсница. И мне предстоит знакомство с близкими моего мужчины.
Мне не нравится это сравнение, потому что в этот раз всё не так, как много лет назад. Я – не та. Но мне невероятно легко.
И от мысли, что Артём – мой мужчина, в груди приятно щекочет. И ведь между нами еще ничего не было!
Сон не в счет.
Выхожу.
Куст сирени у подъезда уже зацвел. Останавливаюсь около нее, тянусь носом к соцветию, вдыхаю – наполняюсь весной.
Сажусь в его машину. И в ней мне тоже легко. Нет ощущения, что я в ней –
