(не)любимая - Ярослава А.
— Надо подумать… — бормочу, чувствуя себя некомфортно от его близости.
— Подумайте. — Великодушно кивает. — Распланируйте. К пятнице жду ваши предложения в письменном виде. Успеете?
— Успею. — Киваю я и решительно встаю, собираясь уже откланяться, но мужчина меня останавливает.
Делает шаг вперед, и я оказываюсь между ним и креслом.
— Оля… — Смотрит, как удав на кролика. — Как вы относитесь к грузинской кухне?
— Что? — Непонимающе смотрю на него, прижимая к груди ежедневник.
— Составите мне компанию сегодня за ужином?
— Не думаю, что это уместно… — Пытаюсь выскользнуть из ловко расставленной засады.
— Почему? — Не больно, но крепко прихватывает за локоть.
И правда?
Почему, Оля?
Мужские пальцы обжигают прикосновением.
Ноздрей касается свежий и приятный аромат дорогого мужского парфюма.
Краснов довольно молод и хорош собой.
Высокий, подтянутый и ухоженный мужик.
Все наши бабы в санатории по сему сохнут.
Кажется, он в разводе…
А я… Слишком долго была одна.
— Мне кажется, нам стоило бы попробовать. — Его ласковый шепот так близко.
Щеки касается теплое мятное дыхание, а на талию уверенным жестом ложится мужская рука.
Шумно вздыхает:
— Ты так вкусно пахнешь…
Я на мгновение прикрываю глаза, пытаясь понять, распробовать ощущения и…
Чувствую его ладонь на своем подбородке.
Он явно собирается меня поцеловать.
И тело мое явно хочет этого поцелуя.
Я черти сколько лет не целовалась вот так по-настоящему, но…
— Нет! Никуда я с тобой не пойду. — Грубо отталкиваю от себя мужчину, мгновенно закрываясь.
Павел, явно не ожидавший такого поворота, глядит сначала с недоверчивым изумлением, а после с обидой.
— И не заставляю! — зло бросает он. — Идите работать, Ольга Николаевна!
Вылетаю из кабинета, точно ошпаренная, и несусь в туалет.
Там, закрывшись на щеколду, долго держу руки под холодной водой и, глядя на свое бледное лицо, думаю о том, что дура.
Обидела человека.
По сути, ни за что.
Ведь это не преступление какое-то — поцеловать понравившуюся женщину, путь вы и вместе работаете. Он же просто на ужин позвал, а не в сауну.
Павел давно уже оказывает мне небольшие знаки внимания, но я не думала, что он решится на что-то большее.
Не думала, не хотела…
Просто… Этот кабинет и вся ситуация в целом — это самый настоящий триггер.
Был инцидент в прошлом. И думалось мне — все былью поросло, а нет.
Человеческий мозг — странная штука. Вот казалось бы, что я теперь уже взрослая адекватная тетка. Не девочка…
А до сих пор заклинивает.
Конечно, Павел не виноват.
И я обязательно извинюсь перед ним.
Но после.
Смотрю на себя в зеркало: глаза сухие, даже тушь не потекла.
Я давно разучилась плакать, и это тоже плохо. Нормальный организм через плач перезагружает элементы в нервной системе, дает выход скопившемуся напряжению.
Стресс у меня сегодня был, а выхода напряжения нет.
Вот и досталось Паше.
Надо с этим что-то делать…
В сеансы психотерапии я не верю. Не помогает. Верю лишь в долгую работу над собой до изнеможения.
Тщательно мою руки с мылом, вытираю полотенцем, приглаживаю волосы.
И хорошо, что Антонина Михайловна так себя повела.
На самом деле нужен был лишь повод, чтобы отказаться работать с этой девочкой. Да, не самый лучший поступок. Не красит меня как человека и специалиста. Но так будет лучше для всех. Бывают в прошлом люди, с которыми в ты в настоящем никогда не захочешь встречаться. Так вот, мой бывший муж Игорь и вся его семья в целом — это и есть такие люди.
Девочку жаль…
А ведь она умненькая.
Просто со странностями.
Где-то я читала о подобном. Не помню…
Но ничего. С возможностями и деньгами семьи Даниловых Антонина Михайловна найдет в столице дефектолога не хуже, чем я, а может, даже и лучше.
Окончательно придя в себя, возвращаю на лицо маску непоколебимого спокойствия и, настроившись на рабочий лад, возвращаюсь к себе в кабинет.
Остаток дня проходит без происшествий.
К вечеру, когда все расходятся, включаю старенький компьютер и принимаюсь за разработку программы лечения, под которую, собственно, и будут рассчитаны новый персонал и средства реабилитации.
Увлекаюсь программой настолько, что совершенно не замечаю, как за окном стремительно темнеет. Бросаю взгляд на часы — время уже перевалило за шесть вечера. Основная часть санатория рассосалась кто куда: пациенты — по корпусам и номерам, а работники — по домам.
Поднимаюсь со своего места, тянусь, разминая затекшие шею и плечи, включаю свет, и тут дверь моего кабинета открывается.
На пороге стоит Павел Петрович. В небрежно распахнутом темно-сером пальто. Домой, видимо, собрался.
— Опять допоздна? — спрашивает он, как ни в чем не бывало.
— Не поздно же… — Неопределенно пожимаю плечами.
— Ты долго еще? — спрашивает, переходя на ты и этим давая понять, что хочет разговора.
Кидаю взгляд на незаконченный документ и решаю, что его можно доделать и завтра.
— Закончила уже.
— Подвезти?
— Если не сложно…
— Тогда собирайся. Жду тебя в машине.
Уходит, а я быстро натягиваю пуховик, сапоги и, привычно проверив, везде ли выключен свет, выхожу в темный коридор, а потом и из самого корпуса.
На самом деле я живу недалеко от работы. Быстрым шагом всего минут пятнадцать ходьбы, но я обещала самой себе, что перед Павлом нужно извиниться.
— Холодно. — Сажусь в машину на
