Золотой тролль - Ярослав Маратович Васильев
Сегодня же погода совсем озверела. Горизонт скрылся в мутной каше, дождь хлестал наотлёт как будто плетью, потоки брызгами стекали по взлётной площадке ковров, делая её скользкой. Где-то высоко последний птичий клин улетая, протяжным кликом плакал в вышине. Пока Гийом раскладывал и запускал ковёр, пальто напиталось влагой, да вдобавок выяснилось, что закапризничал полог. От дождя пассажира и ковёр защищает, сильфы тянуть не отказываются, но тепловая завеса не работает. И потому во время полёта влажный ледяной ветер хлещет в лицо. Так что, добираясь к Дюранам, Гийом довольно сильно закоченел. К тому же по правилам вежливости нехорошо приземляться прямо на крыльцо, ковёр принято сворачивать, убирать в специальный сарайчик возле ворот, а дальше идти по дорожке пешком. Ветер же разгулялся ещё сильнее, а от косого дождя не спасал и зонт. Хорошо хоть дверь открыли сразу.
– Здравствуйте, месье Грегуар. Я к вам буквально на минутку. Суд в понедельник, и хотелось бы рассказать чего и как.
– Здравствуйте, Гийом. Но сначала вы пройдёте в дом и поужинаете вместе с нами. И не спорьте, у вас уже зуб на зуб не попадает. Жюльетт, – крикнул он вглубь дома, – предупреди, что у нас за ужином ещё один человек.
Пришлось и в самом деле раздеваться и ужинать. Хотя стоило честно признать – месье Грегуар оказался прав, горячая еда и сразу, а не дома сначала готовить, помогла согреться и прийти в себя. А если вспомнить, что на работе забегался, и с обеда во рту маковой росинки не было… Да и со старшим сыном месье Грегуара, Ульрихом Дюраном, получалось встретиться не так уж часто, тот постоянно пропадал во Флоране. А мужик он оказался интересный, и знакомство с Гийомом быстро переросло в дружбу.
Поскольку говорить собирались о делах приватных, то ещё во время ужина кухарку отпустили домой, кофе принесла уже Жюльетт. Дальше семья замерла, ожидая слов Гийома.
– Итак, суд послезавтра, это четверг. В принципе, я говорил с прокурором, а через нашего архивариуса месье Леонара обратился к судье. Мы все сошлись на том, что меры принимать надо, но наша задача не устраивать показательную порку, а сделать так, чтобы ничего подобного не повторилось. Сначала новость очень хорошая. Мишель в итоге получит даже не условный срок, а общественных работ, пусть и максимально возможное число недель. Но хлебнёт позора по полной, увы. Особенно когда на суде озвучат, как им крутила эта Бланшар и как спала при этом с другим.
– Ничего, ему полезно, – отрезал Ульрих. – Зато запомнит на всю жизнь. И лучше так, чем если бы она от него залетела. Или ему подложили бы девицу специально, чтобы чего-то выведать и навредить семье. А остальные? Не получится, что станут говорить – Мишеля вытащили через связи, зато остальных закатали на каторгу?
– Тут всё тоже хорошо. Первый раз захотелось сказать спасибо, что эта Бланшар такая дура и с очень болтливым языком. Остальные, когда узнали, что это они из-за неё вляпались, да ещё про прочие её художества… В общем, парни и к показаниям Мишеля отнеслись нормально, и пошли на сделку со следствием. Прокурор, кстати, тоже вошёл в положение. Он тоже не оценил, что все его неприятности случились из-за одной дуры, слабой между ног и которая не нашла другого способа отвадить ухаживания Мишеля. Мы тут раскопали один старый закон. Остальная банда получит не тюрьму, а на пару лет колонию-поселение. С оговоркой, что после отбытия срока они не имеют права возвращаться жить в округ Флоран. Поселение – это не тюрьма, заодно все получат какую-нибудь рабочую специальность. И отметки в личном деле о тюремном сроке не будет. Возьмутся за ум – нормально проживут, не возьмутся – это уже их проблема. Ну а то, что они никогда обратно не вернутся, будет хорошим уроком для всех местных, кто хотя бы задумается чего-то подобное повторить.
– Спасибо, Гийом, – глава семьи пожал руку. – И даже боюсь представить, чего вам это стоило. Но это не всё? Вы ведь не только с этой хорошей новостью приехали?
– Не всё,– вздохнул Гийом. – Дальше я хотел предложить кое-что в рамках закона, но… В общем, попробуем Мишелю немного облегчить жизнь. Работать ему полгода на казарменном положении. В Бастони. У вас есть какие-то пожелания, куда его хорошо бы определить? Может, какие-то знакомства, чтобы за парнем присмотрели на эти полгода?
– В порт, – тут же сориентировался Ульрих. – У Дидье, это наш кузен, там работает хороший друг. Он за Мишелем присмотрит.
– Тогда сделаем так. Суд, и сразу же в пятницу я организую отправку Мишеля. Просто есть дело, по которому мне нужен повод уехать в Бастонь именно в пятницу. Без подробностей, извините, служба. Мишель как раз удачный повод, формально я вполне могу его сопровождать. Я сдаю Мишеля в тамошнее Управление. Если одновременно приедет кто-то из родственников и подаст просьбу, чтобы общественные работы назначили в порту, то я смогу за просьбу походатайствовать и проследить, чтобы её исполнили. И ни у кого во Флоране не возникнет вопросов, что мы парню делаем какие-то послабления по кумовству, это будет чистой воды совпадение. Вопрос, кто сможет поехать?
– Поеду – я, – решительно сказала Жюльетт. – Если просьбу подаст женщина, к ней прислушаются охотнее. Мама и не сможет, и для Мишеля будет позорно, что за него мама просит. А вот сестра – это нормально.
– Хорошо. Так тому и быть, – высказался глава семьи. – Едет Жюльетт.
Когда они сели в вагон, и поезд тронулся, на Гийома накатило ощущение дежавю. Снова купе того же поезда, снова чуть потряхивает во время движения вагон, а за окном пробегают поля. Ну и пусть осенние, а не майские, всё равно те же плоские как стол квадраты, чёрно-жёлтые от скошенной пшеницы и прелой рассыпанной соломы. И снова проводник только-только принёс из вагона-ресторана чай, стаканы в ажурных подстаканниках чинно стоят на подносе на специальном откидном столике в дальнем конце вагона. Рядом вкусной коричневой горкой куски сахара. Напротив сидит Жюльетт, а сейчас вернётся мэтр Робер, и они все трое будут пить чай с вафлями.
– Знаете, Гийом, у меня ощущение…
– Что мы никуда из поезда и не выходили? У
