Золотой тролль - Ярослав Маратович Васильев

– Бегал этот молокосос за ней. Да кому он нужен? Не мужик и не понимает, что за деньги мужиком не станешь.

– Что значит за деньги мужиком не станешь?

– Так Виолетта ко мне в субботу прибегает, чуть не в слезах и говорит, что этот сопляк её трахнуть хотел, денег предлагал много, а она отказала. Потому и на ночь у меня осталась, а вдруг этот сопляк за ней к родителям пойдёт? Я так думаю.

– Бланшар, вы подтверждаете слова? Вы рассказали о случившемся в мастерской?

Девушка явно воспряла духом, решив, что она теперь выглядит чуть ли не жертвой.

– Да. Я рассказала Ригуру и как этот Мишель ко мне под платье пытался лезть, и как совал в лицо деньги. Я честная девушка, а не шлюха, я за деньги не продаюсь.

– Ригур Андре, вам выносится подозрение в ограблении по адресу Пастухов дом пять. Вы знали от своей любовницы, что там хранится крупная сумма денег. Кроме того, она как дочь садовника рассказала вам, где находится использованный для взлома садовый инструмент и устройство замка. После того как ваша любовница ушла, утром вы проникли в здание. Вы будете задержаны до окончания следственных мероприятий.

– Чужое дело шьёте, начальник! – Андре не сдержался и вскочил. – Не было меня там! Я доказать могу.

– Показания свидетеля? – скептически поинтересовался Гийом.

– Да. Я был в Буа Башен, это деревня, туда полтора часа ехать.

– Я знаю, где это.

– Я там был с вечера воскресенья и ночью, и утром. Это там все могут подтвердить. Баба у меня там. Начальник, ну послушай. Самый кайф – это когда у тебя сначала баба молоденькая, которая всё готова сделать, но пока ничего не умеет. А после этого сразу другая, которая уже опытная и всё умеет. У меня такая в Буа Башен и живёт, проверить можете. Мари-Клер Флери. Она тоже любит, когда я к ней так езжу. Она подтвердит, что я и в четверг потом к ней ездил. Тогда вот этой Бланшар целку поломал, мы хорошо тогда попрыгали. И сразу в Буа Башен. А в субботу она сама ко мне прибежала, девки молодые – они такие. Им хоть раз дай попробовать, потом не оторвёшь. И ничего я у неё про деньги не спрашивал, мне и своих хватает. А может, я потом вообще к Мари-Клер перееду, насовсем. А с этой Бланшар меня ничего больше не связывает. Она ко мне бегала весь последний месяц, мы тискались, ну сосала ещё хорошо, потом только потрахались – и всё. И не знаю я про улицу Пастухов ничего.

На Виолетту Бланшар было страшно смотреть, в лице ни кровинки, самый настоящий живой труп. Гийом не удержался и окатил девицу испепеляющим взглядом. Точно так же на неё смотрел и второй полицейский. Какая всё-таки дура, создавшая проблемы стольким людям. Крутить уши Мишелю, организовать нападение на дом прокурора, по итогам которого Йорану и его приятелям грозит каторга. Кому ещё она наболтала про деньги, и кто в итоге решился на преступление? Это предстоит муторно и кропотливо выяснять. И всё для того, чтобы пару раз переспать вот с этим альфонсом?

– Хорошо. Ригур Андре, вы задержаны до проверки ваших показаний. Виолетта Бланшар, вы тоже пока остаётесь под стражей.

Когда задержанных увели, записывавший протокол полицейский сказал:

– Вроде и сама виновата, но и жалко девку. На суде это всплывёт, ославится на весь город. Мы сломали ей жизнь.

– Жизнь она себе сломала сама. Когда брала подарки и деньги у одного, спала с другим и болтала с третьим. Пусть скажет спасибо, что не пошла как соучастница ограбления, хотя пристегнуть её к делу запросто. Выступит на суде и пусть катится из города, да хоть на север. А то и вообще уедет из страны куда-нибудь в Гиперборею. Там девушки из наших мест ценятся как хорошие невесты, никто смотреть не будет, что она давно не девица, и главное – почему не девица. А пока попросите доставить ко мне Мишеля Дюрана.

Парень после нескольких дней в камере заметно осунулся, норова поубавилась, но смотрел по-прежнему волчонком.

– Здравствуйте, месье следователь. Опять? Я же говорил, что друзей сдавать не буду и ничего вам рассказывать не хочу.

– Здравствуй, Мишель. Я пригласил тебя не говорить, а слушать. Вот.

Услышав на записи голос возлюбленной, Мишель поначалу встрепенулся. Дальше на его лице можно было наблюдать всю гамму чувств от радости до полного отчаяния, когда он узнал: в четверг, отвергнув его пылкие признания, девушка пошла дарить девственность другому. И точно так же поступила в субботу.

– Делайте со мной, чего хотите. Хоть на каторгу, хоть вешайте. Мне всё равно.

– Нет уж, мой дорогой. Стать трусом, сложить лапки – это самое простое. Наворотил дел, так теперь искупай. И да, именно ты наворотил. Без тебя этот дурак Йоран так и остался бы мелким хулиганьём, вырос бы, на завод пошёл. А там и дурь бы из него вышла. Нормальным человеком стал. Теперь из-за твоего глупого желания доказать, что типа ты мужчина – он и остальные сначала на каторгу угодят, а оттуда таким единственная дорога. Ходка за ходкой в тюрьму, пока не сдохнут. И теперь ты должен их вытащить.

– Я... я готов. Я готов взять вину на себя…

– А смысл? Нет уж. Сразу скажу, это будет трудно. И тебе придётся пережить нечто намного хуже. Позор. Ты должен дать показания в суде, как тебя Виолетта сначала познакомила с Йораном и остальными, а затем в субботу подговорила всем доказать, что, дескать, вы мужчины. Понял?

– Да. Я готов. Что мне писать?

– Пиши как сам помнишь. Если будет чего-то надо, я уточню.

Следующую неделю Гийом крутился как белка в колесе. Помимо служебных обязанностей и поиска, кому Бланшар могла разболтать про крупную сумму денег в кассе, нужно было сначала найти решение проблемы с парнями, а затем уговорить все заинтересованные стороны. Пришлось искать помощи архивариуса Анри Леонара: и поднять старые дела и законы, и через него поговорить с прокурором и судьёй. К счастью, старик оказался на стороне Гийома. Без наказания оставлять дураков нельзя, но и шанс на нормальную жизнь им тоже следует оставить. Суд должен был состояться в понедельник, но уже к пятнице стало ясно – дело выгорит. Потому сразу после окончания рабочего дня Гийом отправился к Дюранам.

Погода окончательно испортилась, намекая о скором приближении зимы. Золотой листопад давно закончился, небо плотно укрыла унылая тень тяжёлых, косых, свинцовых туч. И что самое тоскливое – это протянется