Запрет - Элла Александровна Савицкая
С месяц после дня рождения Даши эти двое пытались понять что со мной не так. Славка приходил, вопросами закидывал. Дашка тоже пару раз поджидала. А потом, наконец, дошло до них, что смысла нет и перестали ходить.
Я сам себя от них отрезал. Слова её бати долго у меня в ушах звенели, как удары колокола. А её согласие отдалиться от меня еще дольше. Да, я слышал их разговор, когда вернулся за зонтом, а дверь оказалась не заперта.
Поэтому и упростил ей задачу. Сделал так, чтобы осторожно от такого херового меня отстраняться не пришлось. Обрубил сразу и на корню.
Летом даже как—то попроще стало. Думал, вернусь и ровно буду смотреть на этих двоих, везде снующих вместе. Но ни черта подобного.
Я увидел их на второй же день после приезда. Они сидели на лавке и беззаботно болтали. Дашка смеялась, а Славка в рот ей заглядывал, как верный щенок.
Меня тряхнуло, как от электричества. Потому что Дашка еще красивее стала. Вытянулась, отрастила волосы. От улыбки её всё внутри в узел свернулось.
И я понял, что не прошло у меня к ней. И ровно смотреть не получается. Все внутренности вздрагивают, а пульс рвет вены.
Когда симпатия к ней стала чем—то настолько сильным я и не понял. Она просто росла с каждым днем, который мы проводили вместе. С каждой чертовой улыбкой. С каждой ее фразой, какими—то научными фактами, которые она толкала, а я внутренне восхищался, потому что Даша как никто из наших сверстниц была начитана.
И когда на дне рождении мы почти поцеловались, я думал меня испепелит эмоциями. Ожиданием, разочарованием, что Белозер так не вовремя зашел. Думал потом вытащу её и закончу начатое.
Но нет.. как оказалось, не судьба. Такой, как я, ей не пара.
Пнув камень под ногами, плетусь в сторону дома.
Солнце неистово шпарит, и приходится уйти в тень, чтобы не расплавиться. Листья только начали осыпаться, поэтому скрыться есть где. Бреду вдоль дороги, а когда заворачиваю за угол, замечаю неторопливо идущих по парку старых знакомых.
Машинально отворачиваюсь. Но зачем—то снова направляю на них взгляд.
Славка останавливается, преграждая Даше дорогу, склоняется к ней, а я не замечаю, как спотыкаюсь и торможу. Внутри всё пульсировать начинает, когда они на протяжении нескольких секунд вот так стоят. Близко друг к другу, почти соприкасаясь носами.
Я знаю, что она ему нравилась. Он не говорил, но не увидеть было сложно. Вот только не подозревал, что и он ей тоже.
Дыхалку перехватывает, пальцы складываются в кулаки. Внутри вспыхивает вспышка из ревности и ярости, но я быстро её давлю.
Всё правильно. Это было ожидаемо. Белозеров в отличии от меня не персона нон грата.
Зачем продолжаю пялиться не понимаю. Как мазохист жду доказательства, что они вместе? Или наоборот глубоко внутри надеюсь, что ничего не произойдет?
Пока задаю себе все эти вопросы пропускаю момент, как Даша поворачивает голову в мою сторону. Наши взгляды встречаются. Её голубые глаза пронзают меня, как всегда, разнося до самых костей. Только ей удаётся смотреть так, что я дышать забываю.
Она что—то говорит, после чего Слава оборачивается и тоже смотрит на меня.
Я равнодушно отворачиваюсь. Равнодушно для вида, конечно. Внутри меня бомбит ураган. Но они этого не увидят.
Перед глазами все еще стоит картина, как они почти целуются, когда я дохожу домой.
Год прошел. Год! А легче не стало. Чувство неполноценности душит. Травит. Заставляет чувствовать себя ничтожеством.
Открыв дверь, бросаю на пол папку. Не успеваю разуться, как слышу надтреснутый голос отца из кухни:
– Месяц, мать их! – а потом грохот. Похоже, он ударил кулаком по столу. – Месяц, Марина, я на него пахал, а он сегодня выставил меня как последнюю шавку! Сказал с такой подъебкой, мол – "извини, Фёдор, для тебе денег нет". Для меня, слышишь?
– Ты шутишь… – мама тихо ахает.
– Хотел бы, чтоб шутил! Я им шестерил, машины чинил, ржавчину жрал. Без бумажек, по—чёрному, как собака. А теперь – всё. Гуд бай. Никто тебе не должен!
– Но ты же говорил, что хозяин нормальный. Что заплатит. Нам эти деньги… Федь, сейчас как никогда нужны. У меня на работе зарплату задерживают уже второй месяц. А нам кредит платить надо.
– Какой к черту кредит?
– За телевизор, – выдыхает мама. – Ты же сам взял его. "Футбол хочу смотреть, как человек". Забыл уже? А я говорила, что мы не потянем. Просила старым обойтись. У нас и без него трат полно. Учебный год начался. Руслан из всего вырос. Пора одежду ему хоть какую—то купить. И так ходит уже в чем попало. А на меня посмотри. Юбке семь лет. Пальто истрепалось. Сколько можно—то? – мама всхлипывает, а я с силой сжимаю челюсть.
– Чёрт бы меня побрал с этим телевизором, – тихо рычит батя, и я уже вижу, как он впивается пальцами в лысину. Как делает всегда на эмоциях, – Значит так, я вытрясу у него деньги. Пойду прямо сейчас, и пусть платит. – слышу, как что—то звякает. – Я ему покажу как это связываться с уголовником.
– Ты что? – вскрикивает мама. – С ума сошел? С ножом идти. Не хватало, чтобы тебя опять посадили. Им же только повод дай. Не пущу.
– А я тебя не спрашиваю, – огрызается отец, явно на пределе. – Меня, значит, как шавку – под зад ногой, а я буду сопли жевать? Нет уж. Я этого паскуду и гараж его разнесу в хлам! Плевать, что сяду. Второй раз не страшно!
– Страшно! – голос мамы срывается. – Мне страшно, Федя! Думаешь, ты нужен нам снова за решёткой? Мне? Сыну? Или ты забыл, что он тебя тогда годами не видел?
– Да плевать! Пусть знает, что отец не тряпка! Не для того я зубами землю грыз, чтобы меня как мусор выбрасывали!
Я стою как вкопанный, и кровь стучит в висках. Отец в бешенстве, мать почти в истерике. Они снова проваливаются в ту бездну, из которой еле выбрались. А я не хочу, чтобы нас затянуло туда обратно.
Отец, как и я, для остальных – ничтожество, с которым не считаются.
Не человек, не личность. Без денег мы пустое
