Мой запретный форвард - Кейт Морф

Как я осталась одна с багажом из амбиций, которые больше некуда деть.

Останавливаюсь в центре катка, дышу тяжело. И тут свет полностью гаснет. Вся арена превращается в темную пещеру. На секунду я застываю, потому что пустота вокруг глотает звук, и только собственное дыхание кажется слишком громким. Сердце бьется в груди, а в голове сразу всплывают кадры из какого-нибудь ужастика.

Я делаю шаг назад, выпрямляю руки, готовлюсь катиться к бортику, но тут по бокам зажигаются тусклые прожекторы. Они бросают длинные тени, и в одной из них вырисовывается силуэт. Высокий. Широкий. И очень мне знакомый.

Анисимов расслабленно спускается к бортику, руки в карманах спортивок. Толстовка, волосы растрепаны, на лице та самая ухмылка, которая может раздражать до тошноты и в то же время… что-то еще. Он опирается руками о бортик и смотрит на меня.

— Не видел тебя тут раньше, — говорит он ровно.

Я чуть прищуриваюсь, выдавливаю улыбку, потому что в моих привычках — не выглядеть слабой перед ним.

— Ты обычно в это время уже спишь или в душе дрочишь, — бросаю я, потому что по-другому не умею.

Сарказм — моя броня.

Он начинает смеяться.

— Как ты угадала? Или подглядываешь за мной, Терехова?

Я закатываю глаза.

— А ты что тут забыл? У вас же вечеринка по поводу победы наверху.

Анисимов тяжело вздыхает, осматривает меня с головы до ног.

— Скучно там. Тебя нет, вот и побесить некого.

— Не поверю, что ты променял длинноногих девчонок на тишину и полумрак арены.

— Ну и не верь.

Минуту мы оба молчим, только взглядами впиваемся друг в друга. Я никак не могу распознать его замысел.

— Давно хотел у тебя спросить: а у тебя только ко мне такая ненависть, или ко всем хоккеистам?

И тут в его взгляде появляется не просто любопытство, там плещется целое предположение, что я зла на всю стаю, а не на конкретного раздражителя. И это бьет по старым шрамам, которые я тщательно прятала.

Я не хочу отвечать. Не хочу разматывать ту вереницу воспоминаний. Я чувствую, как в груди спокойно, но больно тянется веревка, которая держит меня ровной, и я боюсь, что если ее распустить, то расползется вообще все.

Поэтому я молчу, скрестив руки на груди.

— Давай так, — произносит он тихо. — Прямо тут, глаза в глаза вывалим друг на друга всю ту грязь, что внутри крутится. Без понтов и без попыток выглядеть лучше, чем мы есть. Хочешь?

Его слова не звучат как вызов, не звучат как издевка. Его слова звучат, как просьба. И в этой просьбе есть тонна риска: он предлагает снять маски, и я понимаю, что если соглашусь, то уже не верну прежнюю защитную стену. Если откажусь, то останусь в своей броне, и мы оба уйдем отсюда с пустыми руками.

— Ты в психологи что ли заделался?

— Слышал, что это помогает.

— Ярослав, тебе реально сегодня по голове жестко врезали? Мозги набекрень теперь.

— А, может, они как раз таки встали на нужное место? — улыбается он.

— Скажи, где ты поставил скрытую камеру? Куда улыбаться?

Я направляюсь к бортику, чтобы выйти отсюда поскорее. Внутри сидит червячок и точит, не может такой придурок как Анисимов в одно мгновение стать доблестным рыцарем, которому не все равно на мои переживания.

Он ловит меня у выхода со льда, хватает за руку.

— Я не прикалываюсь, Полина.

— Ты в курсе про допинг. Ты знаешь, что я уже не смогу вернуться на лед, как фигуристка. Что ты еще от меня хочешь услышать?

Анисимов наклоняется к моему лицу, его горячее дыхание стелется по моим губам.

— То, почему ты так ненавидишь хоккеистов?

— Да потому что вы самоуверенные и наглые, эгоистичные и жестокие.

— Не все такие.

— Других еще не встречала.

Я резко дергаю рукой, освобождаюсь от его захвата и быстро сваливаю отсюда прочь.

ГЛАВА 28

Полина

Сегодня воскресенье, поэтому можно спокойно заниматься своими личными делами и не бояться, что дверь в мою комнату внезапно вылетит, и появится Ярослав.

Все хоккеисты уже откатали утренние тренировки и свалили с базы. Официально им разрешено половину выходного потратить на свои личные хотелки.

Я наслаждаюсь тишиной и складываю постиранные вещи в шкаф. Но мое спокойствие нарушает звонок мобильного.

На экране появляется мама с новым оттенком помады и идеально уложенными волосами. У нее за спиной мерцает мягкий свет, видно бокал вина и мужчину в тени, мелькающего где-то рядом. Кажется, тот самый, про которого она мне уже рассказывала.

— Поля! — голос у нее звонкий, с тем самым «глянь, как у меня все чудесно». — Ну, наконец-то ты мне ответила! Я уже думала, ты снова обиделась.

— С чего бы, мам, — опираю мобильный о бутылку воды и раскладываю по стопкам выстиранные вещи. — Просто дел много.

— Ну да, конечно, — мама усмехается и делает глоток вина. — У нас тут все прекрасно. Ты помнишь Ноя, я тебе про него рассказывала?

В камеру заглядывает мужчина лет пятидесяти, черные волосы, но виски слегка в седине.

— Привет, Полина. Я — Ной, рад познакомиться.

— Привет, — машу я в трубку. — Взаимно.

Ной уходит, а мама продолжает счастливо стрекотать.

— Вчера мы ездили в Ванкувер, вино, океан, потрясающий вид с террасы. Он, кстати, сказал, что я выгляжу на двадцать восемь. Представляешь?

Я киваю, уже не глядя в экран. Слушаю ее вполуха, складываю футболки, лосины, носки, все в идеальные стопки, как приучена еще с детства.

— Рада за вас, — бросаю автоматически.

— О, ну конечно, ты не представляешь, как это важно найти человека, который тебя слышит. Не просто мужчина, а партнер, понимаешь? — она замолкает, делает паузу. — Кстати, как твоя учеба? Ты подала уже документы в университет?

Я выворачиваю очередную футболку, делаю вид, что ничего особенного не происходит, но внутри начинается какое-то странное волнение.

— Подала, — отвечаю я.

— Прекрасно! — радостно восклицает мама. — Я уж думала, что придется звонить твоему отцу, чтобы он тебя подтолкнул. Куда? На экономический? Или на международные отношения, как мы договаривались?

Вот тут и приходит время правды.

Я поднимаю голову, встречаю ее взгляд на экране.

— В институт культуры и спорта, — говорю четко и без пауз. — На тренерский факультет.

— Что-о-о-о? — переспрашивает мама, будто ослышалась. — В какой институт?

— Культуры и спорта. Я хочу стать тренером.

Она откидывается на спинку дивана, пальцами сжимает переносицу и тяжело вздыхает. Я