Развод. Ты всё испортил! - Аника Зарян
Если бы поменьше плакала, вспоминая обо мне, было бы лучше. Небось, своими слезами и накликала на меня беду... У меня всё должно было быть иначе! Я не хотела быть, как папа, неудачником! Как мама – слабачкой! Хочу ей это выкрикнуть в лицо, но мне это сейчас невыгодно. Мне некуда идти, кроме...
- Мам, я вечером приеду...
Собираю в единственный чемодан, с которым переезжала, первое, что попадается под руку: какую-то одежду, документы, рабочие бумаги... Остальное заберу завтра, когда буду сдавать ключи...
Всю дорогу до трущоб пытаюсь медитировать с помощью приложения, которое мне Карен советовал, но не могу расслабиться.
Мама встречает меня у дверей подъезда. Стоит в своем выцветшем домашнем платье с каким-то несуразными принтом, улыбается. Иду к багажнику, достаю чемодан.
- Ритуля, что это? – жалостливо шепчет она. – Ты что, уволилась?
Молчу.
Прохожу в квартиру на первом этаже. В носу щиплет. То ли от сырости, которой пропитаны стены, то ли от предательских слёз.
Мама молча следует за мной. Хватает меня за плечи, разворачивает к себе.
- Что случилось, газель моя?! Тебя кто-то обидел? – произносит испуганно. – На тебе лица нет!
Как делала в детстве, когда меня обижали одноклассницы, потому что я всё время ходила в одном и том же. «Нищенка! Сирота черномазая!» И я снова превращаюсь в эту маленькую девочку, которая не могла за себя постоять. Которая плакала, зарывшись в мамины худые костлявые ребра. И которая нарастила толстую кожу, чтобы больше не было так больно...
- Мам... – хочу отогнать от себя, чтобы не лезла со своими нежностями. Я же выросла! Я же умная, хитрая, всё продумала, у меня же всё должно было быть иначе! Но вместо этого падаю на колени под грузом всего, что на меня навалилось. – Мам, прости...
- Вай! – вскидывает руками мама. – Что?! Кто?!
Она цепенеет с каждым моим словом. А я, которая не хотела еще несколько дней назад ей ничего рассказывать, вываливаю на нее всю тяжесть правды, чтобы мне стало хоть немного легче.
Переложить на нее, отдать ей свою боль, как она всегда и просила.
Это же поможет?
«Рита джан, цавт танем...» (перевод с арм. - заберу твою боль).
Закончив, закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Но облегчения нет.
Безысходность.
Дно.
Тьма...
И резкая, жгучая боль в затылке. Там, где впечаталась в обод руля джипа Карена. Но почему?
Это удар?
Открываю глаза, но не успеваю увернуться – лишь неуклюже отшатываюсь, когда получаю по спине. С третьим ударом сомнений не остается.
- Мама, ты что творишь?! – кричу, пытаясь вырвать у нее из руки орудие порки, но не могу.
- Позор! Позор на мою голову! Позор! – страшным голосом рычит она, снова и снова попадая по мне. Голова, плечи, лицо – проходится по мне грязным пыльным веником, которому столько же лет, сколько и ее заштопанному халату. – Это всё дурные гены твоего непутевого отца! Позор!
Заслужила?..
Не знаю.
Но не пытаюсь больше вырваться.
С каждым хлестким ударом впускаю в себя ненависть к тому, кто довел меня до этого дна.
С каждым выдохом выпускаю из себя всю ту любовь к нему, которой была пропитана насквозь.
И когда мама, обессилев, выпускает из рук веник и падает на колени, я, распластавшись на бесцветном дощатом полу, поизношу в уме самую сильную клятву самой себе.
«Я уничтожу тебя, Карен».
Глава 12.
Я не хочу возвращаться домой.
Дом, где я сама всё обустраивала с любовью и вниманием к каждой детали, оказался таким же обманом, как и всё остальное, что я считала вечным, незыблемым.
Своим...
Не мой дом...
Не мои близкие...
Видимо, мне следовало потерять всё, чтобы очнуться. Начать всё с чистого листа.
Да, больно. До сих пор. Но я с легкостью отпущу и это.
Но мои – дети! И ради них я буду биться, как дикий зверь. Не отдам. Не отпущу!
Не позволю забрать!
Только не теперь, когда они сами ко мне вернулись.
Карен покинул заседание с самодовольной ухмылкой, подмигнув мне напоследок. Очевидно, какие он цели преследует. С самого начала он смекнул, что именно может на меня повлиять. И чем дальше, тем изощреннее использует детей, чтобы удержать меня. Но я не могу понять, зачем ему это? Я не верю в его любовь. Его красивые слова о любви оказались такой же фальшивкой, как и он сам. Он достаточно умён, чтобы не тешить себя иллюзиями о возможности нормальной семьи после всего, что натворил, наговорил.
Нет.
Дело не в этом.
Неужели это все только потому, что он просто не может позволить себе проиграть? Или просто заигрался?
Прошло уже больше часа, а я всё прокручиваю в голове решение суда. Снова и снова, как на повторе, от начала и до конца, чтобы составить план дальнейших действий.
Чтобы найти опору.
Чтобы не потерять надежду...
«В соответствии с Конвенцией о правах ребенка и Семейным Кодексом Российской Федерации, а также в целях всестороннего исследования всех обстоятельств дела суд запросит характеристики из ведомств ... и назначит экспертизы для диагностики внутрисемейных отношений...»
Мозг сверлит паническая мысль: надо было послушаться адвоката, когда он советовал подстраховаться и собрать все заранее. Он же не просто так это говорил! Надо было собраться и говорить и вести себя в суде так, как он меня учил, а не поддаваться провокациям Карена и выставить себя неуравновешенной! Это он, а не я – профессионал. Вспоминаю его слова тогда, в ресторане: «Но ты как была идеалисткой, так и осталась. Если мужчина не хочет развода, он способен на многое».
Он ведь всё предвидел.
Но разве он мог что-то предпринять против моей воли?..
Прошу у него прощения и торжественно обещаю впредь делать только то, что он говорит.
Не даю панике захватить меня. Это просто эмоции. А мне нужно сосредоточиться на ситуации. А в ситуации пока всё на моей стороне, несмотря на то, что со стороны это может показаться безрассудным оптимизмом.
Потому что мой дядь Толик сделал немыслимое: по его ходатайству детей пока оставили со мной. Официальная формулировка: «Чтобы не подвергать их еще большему стрессу». Он же настоял на проведении всех возможных экспертиз перед тем, как принимать такое судьбоносное решение. А также успокоил меня, что у нас есть все шансы оспорить право собственности на
