Развод. Внебрачный сын мужа - Анна Томченко

Мы молчали. Смотрели друг на друга и молчали.

— Завтра вечер у мэра, надеюсь ты помнишь? — спросил тихо Яр направляясь в свой кабинет, и заставляя меня помимо воли кивнуть. — Отлично. Надеюсь будет без сюрпризов?

Муж склонил голову к плечу и вперился в меня взглядом. Я отвела глаза.

— Если будет без сюрпризов, так и быть я сам составлю исковое на развод… — выстрелил мне в сердце Ярослав.

Глава 19

— И мы… — слова застряли в горле. Его словно стянуло колючей проволокой. — Мы разведемся?

Это я спросила Яра в спину, и муж вдруг остановился посередине коридора. Замер. А потом обернувшись ко мне, широко улыбнулся.

— Нет конечно, — сказал муж и шагнул ко мне. — Исковое это не гарант, что развод состоится, Викусь… Это всего лишь исковое…

Ярослав прошёлся пальцами мне по щеке, стирая злые слёзы, которые молниеносно брызнули из глаз, когда я поняла смысл благородства мужа.

— Тогда зачем? — спросила я на выдохе. От обиды спросила, от злости. От отчаяния.

— Чтобы эта дура не напортачила хотя бы здесь, раз уж ты выбрала ее своим юристом… — с насмешкой сказал Ярослав и открыл дверь кабинета. Я опередила мужа и шагнула внутрь.

— Почему ты такой? — спросила я, не понимая мужа от слова совсем. — Мы же можем развестись и просто быть родителями. Неужели ты считаешь, что я смогу смириться?

Ярослав медленно прошёл по кабинету и застыл напротив окна, в котором переливался огнями ночной город.

— Вик, а зачем нам разводиться? — нелогично спросил муж и меня захлестнула волна злости.

— Ты ещё спрашиваешь? — уточнила я, обходя письменный стол и присаживаясь в широкое кресло мужа. Яр бросил короткий взгляд на меня и вздохнув, сказал:

— Я тебя никогда не обижал. Не унижал. Я заботился о тебе свыше своих сил. Я ценил каждый проведенный вместе день. Но я оступился и совершил самое ужасное, что может произойти у любящих людей. Я предал. Это было предательство тела. Но не души. Я не хотел на твоём месте никого другого никогда. Я в тот день, когда мы познакомились отдал тебе своё сердце. И я не понимаю зачем все это рушить вместо того, чтобы попытаться, хотя бы чуточку усилий приложить, исправить ситуацию?

Я склонила голову к плечу. Коса упала на спину и я прикусив губы, прошептала:

— Яр, это ребёнок. Такое не исправить. Он не испариться по щелчку пальцев. Он не станет вдруг невидимкой…

— Но ты его уже любишь, Вик… — с горечью в голосе сказал муж и посмотрел на меня тяжёлым взглядом, в котором смешалась и боль и отчаяние. — А я нет.

Из моей груди выбило весь воздух. Яр не мог такое говорить. Это его сын. Как он мог его не любить.

— И я его полюблю только в том случае, если ты будешь рядом. Если я буду видеть твою любовь к нему… — Ярослав повернулся ко мне и присел на корточки. Положил ладони мне на колени. — Понимаешь, если бы так не развернулась ситуация, ты бы ничего не знала. И мне было бы норм. Но сейчас мне хреново. Не потому что меня совесть сжирает, хотя сжирает несомненно. Мне плохо, потому что я вижу перед собой результат собственной ошибки. И я не смогу этого ребенка полюбить никогда. Пока он будет моей ошибкой.

— Ты не можешь знать этого, — сказала я и постаралась убрать руки мужа от себя.

— Я это знаю, потому что видя его, я вижу своё предательство. И если тебя не будет рядом, если я не буду знать, что ты простила, я не смогу его полюбить никогда… — глядя в глаза признался Ярослав. — А прощенный тобой я перестану воспринимать его как того из-за кого все разрушилось.

— Это же твой сын… — всхлипнула я, давясь болью за этого никому ненужного ребенка.

— Вик, Алиса моя дочь. Дочь. Долгожданная, любимая. Которой я попку от какашек мыл. Радовался ее первым шагам. Влюблялся в ее глаза. Я хотел ее. Она результат нашей любви. А он — моей ненависти.

— Ты просто стараешься меня продавить… — сказала я, внутри сходя с ума от беспомощности и горя, которое затапливало душу. Яр не мог быть таким черствым по отношению к своему родному сыну.

— Я стараюсь тебе объяснить, что разводом мы никому лучше не сделаем. Я не хочу представлять, что ты выйдешь на работу и передашь Алису тупорылым нянькам в государственном детском саду или таким же, но в частном. Я не хочу даже представлять, как она будет донимать тебя вопросами, а где папа. Я не хочу думать о том, что у тебя все пойдёт через одно место из-за того, что я совершил ошибку… — Ярослав притянул меня с кресла и положил голову мне на колени. — Я не говорю, что уйдя ты подпишешь приговор Матвею и я его сдам в детский дом. Нет. У него будет все самое лучшее. Няни. Учеба. Игрушки. Но у него не будет самого главного — родительской любви…

— У него есть мать… — слабо дернулась я, стараясь разорвать прикосновение, но Яр обхватил мои ноги руками и вжался лицом мне в колени.

— А ты думаешь он ей нужен?

Слова сказанные в этом моменте откровений повисли между нами и теперь у меня в плане по поиску матери Матвея зияла огроменная дырень. Я не предоставляла, что делать если реально эта Светлана хочет встретиться, чтобы просто попросить денег или ещё чего-то, но не вернуть ей сына. Я не знала, что тогда делать.

И слова Яра о том, что у Матвея будет все, но не будет никогда матери и отца засели внутри меня так глубоко, что я всю ночь лежала со сведёнными мышцами и пыталась хотя бы на пару секунд расслабиться. Но боль угнетала, и я ближе к утру не выдержала. Мне врачи говорили, что такое может быть постоянно. Нервы, которые будут провоцировать болевые спазмы. Как переломы годами ноют, так и мое тело могло ныть.

Я тихо прошла в ванну и, открыв шкаф, вытащила обезболивающее. На шум из зала вышел сонный Ярослав в одних трусах и, зажимая рукой глаза, чтобы не резал свет ванной, спросил:

— Сильно болит? — муж закрыл за собой дверь и забрал у меня из сведенных пальцев шприц и спиртовую салфетку. Развернул меня лицом к раковине и потянул вниз спальные шорты. Прошёлся несколько раз по ягодице салфеткой и быстро, с хлопком, поставил