Дочь друга - Мария Зайцева
Очень странное ощущение.
Я прекрасно помнил, что думал тем вечером, что вел себя, в принципе, как взрослый человек, что все осознавал, даже выбор девочке давал, типа, весь такой пресыщенный и вальяжный… А все внутри дрожало, горело, жгло! И хотело. Так дико, так пьяно, так безумно.
Это был самый сладкий сорт спиртного, самый чистый, самый вкусный!
А вот похмелье…
Очень жесткое получилось.
Ночью, засыпая с легкой счастливой улыбкой на губах, я думал, что утром наберу своей молоденькой любовнице. Обязательно.
А утром, глядя на покрывало, на постель, до сих пор влажное, пахнущее Лизой полотенце…
Я испытывал только стыд.
И похоть.
И злобу.
Тогда, скрипнув зубами, я волевым усилием убрал из башки две первых эмоции.
А вот последнюю – не смог.
Я не писал ей всю эту неделю. И искренне надеялся, что она тоже не сделает первый шаг.
Не спровоцирует.
Потому что это надо пережить и забыть. Это правильно.
Днями я был нормальным злобным старым придурком, кошмарящим всех окружающих. А по ночам… По ночам, в диких горячих снах, с упоением обнимал тонкое нежное тело, зарывался носом в дурман русых волос, слушал тихие сладкие стоны… И просыпался мокрым и еще более злым.
Я не загадывал, когда это пройдет, по личному опыту взрослого, пожившего на этом свете уже долго человека понимая, что пройдет в любом случае. И надо только ждать. И терпеть.
Расплата это тебе, Лазарь, за твою слабость.
За ошибку твою. За подлость по отношению к армейскому товарищу.
Так тебе и надо.
Я тогда еще не знал, что такое расплата по полной программе.
И ощущаю это только сейчас, заметив в разноцветной толпе тонкую загорелую девчонку в коротком белом платье…
Моргаю, не сразу осознав, что это – реальность, а не сон. Глоток воды идет не в то горло, и я кашля, долго и натужно, не сводя налившихся кровью глаз с нее, невысокой, невыносимо миленькой нимфеточки, пока еще не знающей, что за каждым ее движением следит зверь, готовый ее сожрать.
Потому что никуда моя похоть не делась за эту неделю. Только сильнее стала.
И грызет теперь с такой силой, что дышать не могу.
Судьба – тоже баба. И мстит изощренно. За дело, конечно.
Но почему так сильно?
Можно же было… ну, не знаю… разорением меня наказать, например?
Зачем сразу по хардкору-то?
Глава 17. Дочь друга
С этого момента все мои мысли, все телодвижения, вообще все, подчинено одному: наблюдению за белым пышным подолом, так и мелькающим в толпе. Никого и ничего не вижу больше, только ее.
Вот она стоит у фуршетного стола, наклоняется, чтоб прихватить канапешку и сунуть ее в рот. Длинные русые волосы, собранные на затылке в самую нимфеточную из возможных прическу, что-то типа мальвины с бантиком на затылке, чуть подвиты на концах. Платье короткое, пышное сразу от груди. Ноги длинные, туфли какие-то странные, словно прозрачные, так что создается полное впечатление, что девчонка на цыпочки встала и так ходит. Тоненькая, звонкая, вот-вот взлетит…
А я и не успею подхватить. Слишком тяжелый.
А вот мальчик рядом с ней сможет. Худой, высокий, на довольной всем физиономии прямо написано, что хозяин жизни. Берет все, что хочет.
И ее, летящую колокольчиковую девочку тоже хочет. Взять. Только кто ж ему даст?
Эта мысль – одна из последних логичных в моей взрывающейся от напряга и ярости башке.
Дальше – чисто бессознательное.
Каким образом оказываюсь рядом с мило воркующей парочкой, хрен его знает. Дорогу к фуршетному столу не помню категорически.
Прихожу в себя, уже глядя на яркий белый бант на макушке Лизы. Помимо воли, втягиваю ноздрями, словно хищник, свежий, чуть сладковатый аромат ее волос. И все внутри каменеет.
Лиза пока еще не замечает моего присутствия, улыбается мажору, тянет ладошку, чтоб прихватить со стола еще одну канапешку.
– Тебе помочь? – перехватываю ее тонкие пальчики, с невероятным кайфом ощущая, как они подрагивают. Она поворачивается и поднимает на меня взгляд своих нереально светлых ярких глаз.
Кукла. Для взрослых утех.
Я с ума сойду.
Сошел.
– Что? – округляет пухлые губы. Черт… Лазарь, приди в себя уже, а? Ну смешно же…
Не смешно.
– Я спрашиваю, помочь? Вижу, что самостоятельно не дотягиваешься?
– Спасибо, я справлюсь, – она берет себя в руки быстрей меня, – добрый вечер, Сергей Андреевич.
Лиза спокойно поворачивается к мажору, с безмолвным удивлением наблюдающему за нами, и коротко представляет:
– Марат, это Сергей Андреевич, друг моего папы.
Я нехотя пожимаю вяловатую потную ладошку мажора, заглядываю ему в глаза, без слов сигнализируя, чтоб свалил уже, к чертям.
Тот напрягается, явно не понимая, чего это я такой суровый, моргает мелко-мелко, словно испуганный ребенок, и мне становится стыдно.
Нашел, кого кошмарить, Лазарь. Он же пацан совсем. Но смотрел он на Лизу, совсем не как пацан. Как мужик смотрел. Жрал глазами. Почему она вообще одна? Куда ее родители смотрят? Пустили белоснежку одну в темный лес, ее тут шакалы всякие обхаживают…
– А где твой отец? Он здесь вообще?
– Да, – она чуть морщится, – его… новая жена потащила смотреть картинную галерею. Хочет у них в доме что-то такое же замутить.
– Вот как?
Я в курсе, что Серый не так давно женился, что-то у них с матерью Матвея и Лизы произошло, из-за чего они сначала разъехались, а затем и разошлись.
Новую женщину своего армейского приятеля я еще не видел, но судя по пренебрежительной гримаске, промелькнувшей на хорошеньком личике Лизы, ей мачеха не сильно по нраву. Матвей вообще эту тему стороной обходил, но он сам со себе
