Дочь друга - Мария Зайцева
Потому я решаю не брать пауз на разговоры.
Останавливаюсь, разворачиваю ее к себе и, жестко смяв пышную белую юбочку грубыми лапами, жадно впиваюсь в раскрытые для яростного протеста губы.
И… Это такой удар в голову, что на ногах едва удается устоять!
Ее губы, мягкие, нежные, вкусные настолько, что я стремительно прекращаю вообще любую мыслительную деятельность!
В голове – шум, взрывы петард, гул… И бесконечный кайф. Бесконечно усиливающийся кайф, когда Лиза, растерянно застонав мне в губы, кладет свои тонкие пальчики на мои плечи, сжимает… И отвечает на поцелуй.
С той же жадностью и дикостью, что и я.
Мы, кажется, сходим с ума мгновенно. Оба. Заражаем друг друга этим безумием, переливаем его друг в друга.
Накрывает нас мощно.
Сказывается неделя молчания и мучений. И флешбеками накатывают воспоминания о нашей ночи, сладкой до умопомрачения. Так не бывает же… Не бывает… Бывает.
Каким образом я еще функционирую, не иначе, спинным мозгом соображая, что нельзя тискать молоденькую девочку, дочь твоего друга, в общественном месте, где нас в любой момент могут застукать, потом так и не пойму.
Просто как-то действую на автомате.
Раз – и Лиза уже сидит у меня на руках, обвивает ногами мою талию. И все это – не прерывая горячего, жадного поцелуя.
Два – и за моей спиной оказывается дверь, на ощупь дергаю ручку… Открыто! Удача!
Три – мы в полной темноте, в каком-то кабинете, судя по всему, комнате отдыха для персонала. По периметру потолка загораются маленькие лампочки, делая атмосферу довольно интимной, но друг друга мы уже можем видеть. И это – двойное наслаждение.
Мы перестаем целоваться на пару секунд лишь для того, что встретиться взглядами. И понять, что у обоих снесло крышу настолько основательно, что остановиться не получится. Ни за что.
Без разницы, что будет дальше.
Важно то, что сейчас мы умрем, если не возьмем друг друга.
Я – точно умру. А Лиза…
– Это – один раз только, понятно? – шипит яростно Лиза… И по моей крови проходит волна кайфа от понимания: она – тоже! Она – не меньше, чем я, хочет! – Один раз!
Усмехаюсь, не желая даже кивать.
Она – молоденькая совсем, ей простительно заблуждаться.
А я – уже взрослый мужик, и понимаю отчетливо: одним разом все явно не ограничится.
И не важно, что по этому поводу думает она.
И не важно, до какой степени это не приемлю я.
Мы оба – проиграли.
Или… Выиграли?
Глава 19. Все остальное ты потерял…
Я беру ее прямо у стены, жестко и грубо, сминая бесцеремонно ставшими нереально горячими ладонями подол нежного пышного платья. Врываюсь в податливо распахнутый рот, упиваясь вкусом, сладким, пронзительно-нужным сейчас.
Я скучал по ней, черт!
Так скучал!
Вспоминал постоянно, давил в себе эти воспоминания, и они все равно вырывались из подсознания, стоило чуть-чуть ослабить контроль.
Безумие, взаимное проникновение друг в друга, больше никак это не назвать. Не обозначить.
Лиза, царапучая дикая кошка, сжимает меня неистово и жадно, выгибается так, что у меня просто крышу уносит к чертям! И плевать, кто и что услышит и поймет! Плевать! Убью любого, кто посмеет помешать нам!
Но, наверно, намертво вбитые в молодости еще протоколы самосохранения все же включаются, потому что я зажимаю Лизе рот ладонью, не позволяя вырваться ни одному звуку. А она – громкая девочка. Такая громкая… Ох, как было бы хорошо дать ей сейчас покричать! Как я хочу этого! Но нельзя… Нельзя…
– Тихо, тихо, тихо… – шепчу я, тяжело дыша ей в шею и мучаясь от нестерпимого желания покусать так доверчиво подставленную под мои губы нежную кожу. Это тоже нельзя. Следы останутся… Нельзя… Потом… Все потом…
Понимание того, что оно будет, это “потом”, наполняет меня каким-то чисто животным восторгом, заставляя ускориться так, что Лиза уже не стонет даже, а кричит. И слезы из глаз текут, когда ее начинают прошивать мягкие волны удовольствия.
Она и меня утаскивает за собой, моя сумасшедшая, безумная, дикая девчонка.
Я бессилен перед ней, слаб.
Кажется, поманит своим пальчиком тонким, и пойду. Побегу, черт! Побегу!
Осознание этого для меня, как для взрослого самодостаточного мужчины, болезненно. Но, наверно, уже не так, как в самом начале.
Сейчас прошло достаточно времени, чтоб я принял все, как есть.
И себя, в том числе.
После я долго целую ее, едва касаясь губами влажного виска, и дышу, дышу, дышу, прикрыв глаза и кайфуя от ситуации. От того, что она – случилась, такая дикая и неправильная. От того, что Лиза – моя. Полностью моя.
И дрожит под моими руками. И слезы ее сладкие.
А трепет нежного горла, который так остро ощущают сейчас мои губы, тоже сладкий. Доверчивый. Бабочка крылышками трепещет… А я ловлю. И пальцы сжимаю. Забирая ее в плен.
Вспышкой перед внутренним взором – мы с ней, стоящие в полутьме комнаты. Она – вся в белом, хрупкая и невинная. И я – здоровенный и мрачный, весь в черном. Контраст, ярче которого не придумать.
– Ты как, малыш? – спрашиваю я, отстраняясь, наконец, и проводя ладонями по белому ласковому шелку подола ее платья, – больно?
Вовремя я, конечно, спросил… Молодец, Лазарь, медаль тебе за чуткость.
– Нет… Не знаю… – ее голос так жалобно звучит, что у меня сердце сбоит. Хочется наплевать на все, просто ее на руки подхватить и унести прочь отсюда. К себе в берлогу, ага. И не выпускать оттуда в ближайшие годы точно.
Мысль эта, вполне маньяческая, почему-то кажется мне
