Насильно твоя - Екатерина Ромеро

Киваю, делаю шаг от мужа. Назад.

— Роман, а что ты еще мне не рассказал, чтобы не волновать меня?

Он коротко усмехается, снимает пиджак, а после расстегивает рубашку, проходит в спальню.

— Ничего. Тебе не о чем больше беспокоиться. Я купил билеты на Мальдивы. Мы поедем в отпуск на зимовку. Ты раньше этого хотела. Там же будет маленький сюрприз, который, я надеюсь, тебе понравится.

При этом Роман снимает рубашку и оборачивается ко мне спиной, а я застываю от ужаса.

На всей его спине выбита татуировка с изображением огромного волка с горящими глазами и страшной скалящейся пастью. Точно такой же, которого я нарисовала днем.

Тело пронзает тысячей иголок. Боже. Это он. Роман — это и есть Волк из моих кошмаров.

* * *

Быть рядом с женой и не иметь возможности даже коснуться ее лишний раз. Видеть желание в глазах и в то же время зеркало недоверия, словно я чужой для нее, все еще, мать вашу, чужой.

Я стараюсь как могу, из кожи вон лезу, чтобы создать для Иланы идеальную картинку семьи, вот только она мне не доверяет. Птичка словно чувствует подставу, тогда как я до ужаса боюсь, что она вспомнит нашу первую встречу.

Настоящую первую встречу, где не было добрых слов, романтики и поцелуев. Одна только моя похоть и желание сделать ей больно назло ее суке-папочке.

Илана все чувствует, но пока не знает правды. Ключевое тут «пока», и я всеми силами хочу оградить ее от этого дерьма, защитить, уберечь от боли.

Пусть лучше картинки свои рисует и не думает ни о чем, но ее память возвращается. Какими-то обрывками, сегодня уже даже увидела во сне волка. Проснулась, заплакала сразу же, задрожала, а мне захотелось удавиться, потому что Илана меня вспомнила. Хоть и заочно.

Как мне хочется открутить время назад и переиграть все, но ничего не поменяешь. Благо основного Илана не помнит. Все еще не помнит настоящего меня, а не ту карикатуру, которую я тут ей пытаюсь показать.

Я, конечно, не такой, это вообще, блядь, не я, но я буду любым для нее, лишь бы Илана верила, что я хороший, что мы просто мило болтали с первого дня знакомства, смотрели фильмы и целовались, держась за руки.

Не целовались, и, если честно, Илана вообще первые месяцы была моей заложницей, вот только этого ей знать не надо, и я из кожи вон вылезу, чтобы создать для нее идеальную картинку, романтическую сказку про принцессу, которую она так жаждет увидеть.

Утром Илана услышала звуки из подвала, и пленника пришлось быстро перевезти так, чтобы это было незаметно для нее. Я все ищу крысу, хотя, похоже, она гораздо ближе, раз умудряется совать моей жене эти гребаные записки.

Вот это уже было неожиданно и паршиво. Пришлось признаться, что ее отец подох, и теперь весь вечер Илана горюет по папочке, который ее же когда-то и бросил. Озеров оставил ее, как нечто ненужное, грязное и порочное. После врага не захотел забирать дочурку, а я забрал и оставил себе. Илана уже тогда была беременная. От меня.

Глава 16

— Что-то не так?

Оборачивается, мажет по мне взглядом. Красивый, опасный, мой или чужой — сама уже не знаю.

— Твое тату. Волк. Я его нарисовала сегодня. Это ты мне снился.

— И что же я делал с тобой во сне? — Подходит и заключает в объятия, а я на торс его голый смотрю. Красивая грудь, тело крепкое, спортивное, подтянутое. Низ живота сладко ноет. Илана, соберись, у тебя отец вообще-то умер, но, как ни странно, я ничего особо не чувствую по этому поводу, кроме грусти.

— Ты нападал на меня.

— Я и сейчас хочу напасть. И вылизать всю тебя, детка, — шепчет на ухо, забираясь под платье сильными руками, но я тут же отодвигаюсь. Становится жарко и страшно одновременно.

— Не сейчас. Прошу. Не надо! Почему у тебя такое тату на спине?

— Моя фамилия «Волков», птичка. Это мое естество.

— Больно было набивать?

— Нет. Хочешь коснуться?

— Хочу.

Роман оборачивается, и я притрагиваюсь кончиками пальцев к его лопаткам, скольжу вниз по спине. Идеальный волк… Волков. Я тоже Волкова, получается.

— Ну что, кусается волк?

— Нет.

— А я кусаюсь! Иди сюда!

Роман очаровывает, искушает, возбуждает, но я слишком напряжена, и дальше поцелуев мы не заходим.

— Я устала. Хочу спать.

— Хорошо, давай ложиться.

— Нет. Я хочу сегодня спать одна, — твердо стою на своем, и Роман кивает, поджав губы.

— Как скажешь. Твое право.

Эту ночь мы спим отдельно. Нет, мы не ругаемся, но я четко понимаю, что то, что мне Роман рассказывает, — это не все. Верхушка айсберга, и что под глыбой льда — я просто не знаю.

Следующим утром я вижу, как в доме по коридорам устанавливают камеры, и выглядит это странно. Никто мне ничего не объясняет. Влад, начальник службы безопасности, только бубнит что-то типа «так надо», и на этом все.

Становится не по себе. Ощущение захлопывающейся клетки только усиливается, и мой отец… я больше никогда его не увижу живым. Возможно, я повзрослела, но я не плачу о нем. Мне просто грустно, что я не помнила даже его смерти.

В полдень Роман везет меня на кладбище, и я своими глазами вижу могилу отца. Немного цветов, памятник, ограда. Когда смотрю на его фотографию, внутри пусто. Я почти его не помню. Как будто чужой человек. Голова начинает болеть. Я так хочу вспомнить еще что-то, но не получается.

— Я часто здесь бывала?

— Дважды.

— Почему так мало? Я разве не была близка с отцом? Мне казалось, что…

— Тебе казалось, — резко обрывает, берет меня за руку. Роман сегодня явно не в духе, да и я, чего скрывать, тоже. Между нами образовалось недоверие, и этот холод — он заставляет дрожать даже в теплом пальто, не дает уклониться от ветра.

Я все смотрю на фотографию папы, и на миг все кружится перед глазами. Меня пошатывает, Роман быстро подходит и подхватывает меня.

— Все, довольно! Так и знал, что это плохо на тебя подействует. Едем.

— Спасибо, Роман. Мне это было важно, — говорю жестами уже в машине,