Я тебе изменил. Прости - Инна Инфинити
Дочка льнет ко мне, чтобы обнять. Надеюсь, глядя на меня с ребенком, Тимур поймёт, что не следует ко мне клеиться? Может, у него наконец-то что-то щелкнет в голове, и он начнет рассуждать здраво?
— Ты вся холодная, — трогаю дочку за нос, щеки, руки. — Пойдем в ресторан.
— Да, пойдем, я замерзла в лесу.
Мы оставляем Тимура на веранде и проходим в теплое помещение. От контраста в температуре по коже пробегают мурашки. Я хоть и была укутана в плед, а все равно заледенела.
— А этот Тимур чем занимается? — любопытничает Майя.
— Я же сказала: айтишник.
— У вас там все айтишники.
— Я точно не знаю его конкретный круг обязанностей.
— А раньше он где работал?
— Я так понимаю, в Америке. Он к нам прямиком из США.
— Ого, интересно, — дочь оглядывается назад, чтобы еще раз посмотреть на оставшегося стоять на веранде Тимура. — По-моему, у вас еще не было сотрудников из Америки?
— Не было.
— И он переехал в Россию специально для работы у нас?
— Не знаю. Спроси у папы. Насколько мне известно, твой отец полгода или больше заманивал его к нам. Может, и ради нас переехал. Давид ему баснословную зарплату выложил. Ради такой можно было сменить страну проживания.
Если честно, я негодую. Да, Тимур очень талантлив. Если не сказать гений. Но то, сколько Давид ему платит, это перебор. У нас есть сотрудники, которые работают дольше и ничем не хуже, а получают в разы меньше.
— А что он делал в Америке? — Майя продолжает любопытничать, рассматривая Тимура через панорамное окно.
— Учился и вроде где-то работал.
— Я тоже хочу поехать учиться в Америку.
От такого заявления дочери я врастаю в пол.
— Что!? — восклицаю в ужасе.
— В США есть очень хорошая академия живописи...
Майя начинает взахлеб рассказывать про академию живописи, а я больше ничего не слышу, кроме бешеного стука собственного сердца. Отпустить единственную дочь одну куда-то за океан??? Да ни за что в жизни.
— Никакой Америки! — резко обрываю. — Что за глупости лезут тебе в голову?
— Да почему глупости!?
— Майя, нет!
— Но почему!?
— Потому что ты еще маленькая.
— Так это не сейчас, а после школы.
— Ты и после школы будешь маленькой.
— Ты после школы вышла замуж за папу и родила меня, — деловито упирает руки в бока.
Резонное замечание.
— Но я же не уезжала в Америку. Все, Майя, я не хочу это обсуждать. Выброси эту ерунды из головы. Мы уже решили, куда ты пойдешь учиться.
Дочка недовольно вздыхает. Я чувствую, что слегка перегнула палку. Обнимаю
Майю.
— Ну как же мы с папой без тебя?
— Так бы сразу и сказала, что вы просто не хотите остаться одни, — в голосе дочки звучит обида.
— Давай вернемся к этому разговору, когда ты будешь в выпускном классе. Хорошо?
— Угу.
Не надо говорить Майе категоричное «нет» и расстраивать ее. Дочке и так предстоит узнать о нашем с Давидом разладе. Даже не представляю, как объявить ей об этом.
Майя уходит поздороваться с Ритой. Она хорошо ладит с сестрой Давида. Я подхожу к бару и прошу сделать мне горячий чай с лимоном. Мой взгляд встречается со взглядом мужа. Я быстро отвожу глаза в сторону. Груз обстоятельств снова ложится на меня бетонной плитой. Кажется, чем дольше я затягиваю с конкретным решением, тем хуже всем делаю. А на подкорке крутится: «Если разведешься, у Давида будут другие». И от этого так невыносимо плохо становится, что жить не хочется.
— Спасибо, — благодарю баристу за чай.
Я поднимаюсь по лестнице на второй этаж ресторана. Здесь есть несколько маленьких уютных залов, в которых можно пообщаться в тишине. Я захожу в первый. Тут никого. Сажусь на мягкий стул у туалетного столика, перевожу дыхание. Несколько мгновений рассматриваю себя в зеркале. Мне тридцать четыре. У меня появились маленькие морщины вокруг глаз. Я регулярно посещаю косметолога и массажиста. У меня персональный тренер в спортзале. Я исключила из своего рациона фастфуд, газировку и продукты с высоким содержанием сахара.
Ровно половину своей жизни я провела с одним-единственным мужчиной — Давидом. Я никогда не занималась сексом, не целовалась и не ходила на свидания с кем-то кроме Давида. На меня никто никогда не смотрел как на женщину, кроме Давида. Никто не проявлял ко мне открытого интереса, кроме Давида. Пока не появился совершенно безумный и наглый Тимур.
Достаю из маленькой сумочки на плече пудру. Слегка прохожусь губкой по лицу. Делаю глоток чая. Обжигающий напиток комком катится по пищеводу и проваливается в желудок. Сразу становится жарко, и я снимаю пиджак.
Тимур появляется меньше, чем через минуту. Я знала, что он поднимется за мной. И ждала его появления. Распрямляю спину и смотрю на пацана в зеркало. Он нарочито медленно двигается ко мне. Его идеально белые Кроссовки и джинсы слепят глаза. Останавливается ровно за спиной и тоже смотрит на меня через зеркало. Склоняется к моему уху, отчего я почти перестаю дышать.
— Без пиджака тебе в этом платье лучше.
Россыпь ледяных мурашек моментально пробегает по телу волной. На мне шелковое платье-комбинация на тонких бретелях. Такие сейчас в моде, но на самом деле они похожи на ночную сорочку. И носить их без прикрывающего верха, как по мне, просто неприлично. Начнем с того, что с таким платьем не наденешь лифчик, потому что он отовсюду будет торчать.
— Очень сексуально.
Тимур проводит носом по шее и... целует сгиб между шеей и плечом. Тело простреливает молнией, я хватаюсь ладонями за края туалетного столика. Соски моментально напрягаются. Тимур видит это через тонкий шелк платья.
— Не надевай больше этот пиджак, он тебе не идет.
Меня парализовало от шока. Но не из-за того, что Тимур осмелился меня поцеловать, а из-за реакции моего тела на этот едва ощутимый легкий поцелуй. Я не могу ни пошевелиться, ни слово вымолвить. Тимур бросает на меня последний взгляд в зеркало и уходит из комнаты. А я так и остаюсь сидеть. Я не просто в шоке, я обескуражена. Кожа покрыта мурашками, соски бесстыже торчат через платье, а между ног разливается тепло.
