Слишком близко к тебе - Ана Сакру

Грузчики оставляют коробки, две горничные тут же начинают оперативно их разбирать. Я помогаю, наибольшее внимание уделяя своим инструментам и технике. Мы уже почти все достали из коробок, как в комнату снова заглядывает Назар Егорович.

– Малина, извини, не спросил. Ты точно решила разместиться здесь? Есть ведь спальни побольше… Не тесно будет тебе?

– М, нет… Спасибо. Мне эта нравится, – отзываюсь на автомате, качая головой.

– Ну хорошо, – кивает Караев и прикрывает за собой дверь.

А до меня только через минуту доходит, что у меня была возможность выбрать спальню подальше от Эмиля, а я…

Черт!

Подскакиваю на ноги, решая догнать Назара Егоровича и сказать, что передумала. Но что-то тормозит. И я сама себе объяснить не могу, что именно. Или не хочу.

Медленно опускаюсь обратно на ковер, продолжаю разбирать коробку с книгами.

И в голове вдруг едва уловимым, зудящим фоном так и вертится непрошеный вопрос, придет ли Эмиль ночевать.

11. Малина

Но Эмиль ночевать не пришел.

А я весь вечер в итоге была как натянутая струна в ожидании его внезапного появления и неминуемой новой стычки.

Ужинали мы втроем – я, мама и Назар Егорович. Взрослые болтали друг с другом, обсуждая все подряд – от новостей до ближайших планов, а я молчала, чувствуя, как непроизвольно простреливает напряжением от звуков любых шагов в соседних со столовой комнатах. Так и тянуло уточнить у Назара Егоровича, явится его сын или нет, но не хотелось показывать, насколько мне это важно.

Нет, не из-за того, что я хотела его видеть, а ради собственного спокойствия.

– У тебя же завтра репетиция? Во сколько? Мне надо заехать к косметологу, как раз вместе поедем в город, – предлагает мать, – Пока будешь в студии, я все успею, и отвезу тебя обратно.

– В шесть. Не надо обратно. Я договорилась погулять с Юрой, – рассеянно отзываюсь, – Но если отвезешь туда, будет отлично. А вечером я на такси. Можно же? – со скрытой иронией интересуюсь у Назара Егоровича.

Лично с ним я тот факт, что он отказал мне в отдельном проживании, не обсуждала, но все равно не могу удержаться от тайной шпильки по этому поводу.

– Можно конечно. Кто такой Юра? – Караев с легким интересом выгибает бровь.

– Очень приятный мальчик, – за меня кидается отвечать мама, – Малин одноклассник, хорошо учится, интеллигентный такой. Всегда вежливый. Они вместе ходят на гитару, да, дочка? Он поступил… Куда он поступил? – переводит на меня взгляд, щелкая пальцами в попытке вспомнить.

– В Бауманку, мам.

– Парень твой? – одобрительно хмыкает Назар Егорович.

– Друг, – поджимаю губы.

– Ой, не смущай ее, Назар. На самом деле они такие милые…– смеётся мама довольно, – ходят вместе за ручку, шушукаются, рилсы свои целыми днями снимают.

– Ясно, ну, первое чувство это прекрасно, – кивает Караев, —И я думаю, ты благоразумная девушка, да, Малин?

– В каком именно смысле? – невинно хлопаю глазами.

На самом деле я прекрасно понимаю, что он намекает на предохранение. И меня это бесит. Хочется сказать, что от его сыночка в этом плане исходит гораздо большая опасность, чем от кого-то Юрки.

Назар Егорович не поясняет, лишь с задержкой выразительно смотрит и переключается на мою мать. А я быстро доедаю пасту и удаляюсь в свою комнату.

Хотя мне пока сложно воспринимать ее своей. Небольшая, с нейтральными бежевыми стенами, маленьким санузлом, включающим туалет и душ, и крохотным чуланом-гардеробной. Но все же очень уютная и светлая, особенно из-за достаточно просторного балкона, на котором размещен плетеный журнальный столик и глубокое садовое кресло, обложенное подушками.

Эта комната является последней в левом крыле дома, которое изгибается полукругом. Так что она чуть выступает, а балкон идёт по диагонали к балкону Эмиля. И если отдернуть шторы, то я по касательной вижу его балконную дверь и окно.

С одной стороны меня это раздражает, ведь сама я теперь выходить на балкон не имею никакого желания, а шторы придется все время держать закрытыми. С другой, я вижу черноту в окнах напротив и понимаю, что хозяина комнаты там нет.

Это наконец позволяет расслабиться.

Подключаю гитару и около часа репетирую заданный этюд перед завтрашним занятием. Он достаточно сложный, концовка мне дается через раз, все время сбиваюсь. Еще и усталость, накопленная за сегодняшний день, сказывается. Так что в какой -то момент забиваю на все, решив довести до совершенства этюд завтра днем, принимаю душ и ложусь спать.

В комнате так тихо, когда выключаю свет и накрываюсь тонким одеялом, что, кажется, я слышу, как кружатся пылинки в воздухе. Я не знаю, как тут со звукоизоляцией стен, но то, что в соседней комнате никого нет, улавливаю даже не на слух, а каждой своей клеточкой.

Ощущаю пустоту, будто само присутствие Караева -младшего в радиусе нескольких метров способно запустить химические реакции в моем теле. Не приятные, но будоражащие. Засыпаю с трудом. И кажется, что под самое утро.

***

Аккуратно вывожу толстую стрелку на верхнем веке. Стразы в виде звёздочек рассыпались под бровью. Скулы блестят хайлайтером. Мы с Юркой собираемся пойти на набережную, сегодня наши знакомые делают там флешмоб, так что наряжаюсь сразу для вечера, потому что после занятия по гитаре домой уже не попаду. Черные палаццо, черный топ, открывающий живот, бежевая джинсовая рубашка размера оверсайз, которая мне почти по колено, и любимые кеды. Волосы оставляю распущенными, лишь у лба делаю две тонкие косички, вплетая в них серебряные колечки. Отлично, если волосы будут мешать – уберу в хвост.

Оставшись удовлетворенной своим внешним видом, я, в ожидании, когда за мной зайдет мать, в сотый раз за сегодняшний день беру в руки гитару. Открываю гребаный этюд. Концовка так и плывет – не дается.

Все-таки мама была права, когда отговорила меня от попыток поступления в муз училище. У меня не техничные руки, короткие пальцы и мне не хватает усидчивости. Я все это знаю про себя.

Включив метроном на телефоне, повторяю только концовку. Никак не дается перебор, не в такт. Сбиваюсь и сбиваюсь. Черт! От злости луплю по струнам так, что режущий нестройный звук эхом разлетается по всей комнате. Шумно выдыхаю и делаю опять.

Я так сосредоточена, что не улавливаю момент, когда в мою комнату открывается дверь. Лишь замечаю чью-то фигуру в проеме боковым зрением.

– Мам, я сейчас…– рассеянно бормочу и тут же замираю, так как это не мама.

Это Эмиль.