Шизофреник - Andrevictor

Воздух передо мной задрожал, и возник образ. Я — не в Архиве. Я в уютной комнате, камин потрескивает, за окном идет снег. Рядом со мной сидит женщина — ее черты размыты, но от нее веет таким знакомым, таким глубоким чувством покоя и принадлежности, что сердце сжалось от тоски. Я знаю ее. Люблю ее.

— Видишь? — прошептал голос, и его шёпот обволакивал разум, как теплая патока. — Ты счастлив. Ты дома. Ты жив. Все в порядке. Не нужно ковыряться в старых ранах. Не нужно слушать этих... сумасшедших голосов в своей голове. Останься здесь. С ней.

Иллюзия была идеальной. Она била точно в цель — по моей самой глубокой, самой потанной жажде покоя, любви, нормальности.

— О, боже, — прошептало Эхо, и в его голосе впервые зазвучала не ирония, а настоящая, детская жажда. — Она... она настоящая? Мы можем остаться?

— Ловушка! — закричал Страж, но его голос дрогнул. Даже его вечный страх затрепетал перед призраком этого невозможного счастья. — Это... это невыносимо сладко! Это яд!

Я чувствовал, как моя воля тает, как ноги сами несут меня к этому призрачному камину, к этой женщине без лица. Это было так легко. Просто сдаться. Принять красивую ложь.

Но я уже видел трещины. Я знал их вкус.

Я заставил себя остановиться. Сжал кулаки, вонзив ногти в ладони. Боль, реальная и острая, пронзила сладкий дурман.

— Нет, — выдохнул я. Голос сорвался. — Ты... Плетущий. Тот, кто вшивает эти латки. Тот, кто прячет правду под ковер из красивых картинок.

Силуэт дымки дрогнул. Иллюзия камина поплыла, на мгновение обнажив за собой холодную, пустую стену Архива.

— Я — милосердие, — прозвучал голос, и в нем исчезла теплота, осталась лишь холодная сталь. — Я избавляю таких, как ты, от боли. Давление правдой — варварский метод. Я даю утешение. Забвение. Почему ты сопротивляешься?

— Потому что это неправда! — крикнул я, и теперь мой голос окреп. — Это трусость!

— Правда сломала тебя однажды, — парировал Плетущий. Его дымчатая форма сгустилась, стала четче. Я смог разглядеть худое, вытянутое лицо с слишком большими, печальными глазами. — Она привела тебя сюда. Я предлагаю тебе выздоровление. Шанс начать с чистого листа. Без этого груза вины, страха, предательства.

Он сделал жест — и стены вокруг нас ожили. В них вспыхнули не грубые, искаженные трещины, а идеальные, прекрасные сцены. Я, принимающий награду. Я, прощающийся с умирающей бабушкой в умиротворенной обстановке. Я и Марк, смеющиеся над какой-то шуткой, лучшие друзья.

— Я могу сделать это твоей реальностью, — убеждал шепот. — Стоит лишь позволить. Стоит лишь забыть. Я аккуратно удалю все острые осколки и заменю их... нужной, гладкой историей. С историей, где ты — герой. Или, на худой конец, просто несчастная жертва. Но не... не это.

В его голосе прозвучало отвращение. К моей настоящей, грязной, противоречивой жизни.

И в этот момент я все понял.

— Ты не милосерден, — сказал я тихо. — Ты — чистюля. Ты ненавидишь беспорядок. Ненавидишь боль, страх, слабость. Ты не спасаешь нас от страданий. Ты спасаешь сам Архив от нашего уродства. Ты вычищаешь его, как дворник выметает мусор.

Печальные глаза Плетущего сузились. Его дымчатая форма заколебалась, стала угрожающей.

— Беспорядок — это хаос. Хаос разрушает систему. Я поддерживаю порядок. А ты... ты сорная трава, проросшая сквозь плиты. И я выполняю свою функцию.

Он ринулся на меня. Но не кулаками. Волной идеальных, сладких, душераздирающе прекрасных воспоминаний. Он атаковал не болью, а любовью. Не страхом, а надеждой. Он предлагал все, о чем я мог мечтать. И это было в тысячу раз опаснее любой Тени.

— Держись! — закричал Страж, и его голос был полон настоящего, непритворного ужаса. — Он не лжет! Он... он предлагает лучшее! И от этого так сложно отказаться!

— Я хочу это! — плакало Эхо, разрываясь между желанием и долгом. — Я хочу камин! Я хочу эту женщину! Отдай ему что-нибудь взамен!

Я отступал, отбиваясь от наваждения. Это была не битва. Это была капитуляция. Мягкая, добровольная капитуляция.

И тогда я перестал отбиваться. Я закрыл глаза. И сделал то, чему научился в Саду. Я пропустил это через себя.

Я позволил себе ощутить всю сладость этой лжи. Всю тоску по тому камину. Всю боль от осознания, что его не было и никогда не будет. Я принял эту боль. Сделал ее своей.

И я увидел — за этой идеальной картинкой не было ничего. Ни энергии, ни жизни. Только пустота, прикрытая красивой оберткой.

— Нет, — сказал я, и мое слово прозвучало как щелчок выключателя. Иллюзии развеялись, как дым. — Твое милосердие — смерть. Твой порядок — кладбище. Я выбираю беспорядок. Я выбираю правду. Всю. Грязную, окровавленную, но свою.

Плетущий замер. Его печальные глаза смотрели на меня с холодным, безжизненным недоумением. Он не понимал. Он был машиной, созданной для вычищения, а не для жизни.

— Ошибка, — произнес он. — Системная критическая ошибка. Ты не поддаешься оптимизации. Ты будешь изолирован.

Он отступил назад, растворяясь в стене. Но его шепот остался висеть в воздухе:

— Ищи меня в Истоках. Если осмелишься. Там я храню самые красивые, самые утешительные истории. Возможно, одна из них... твоя.

Он исчез. Коридор снова стал просто коридором. Я стоял, тяжело дыша, весь в холодном поту. Я только что сразился с самой опасной формой лжи — той, которую так отчаянно хотел принять.

— Камин... — тихо прошептало Эхо, и в его голосе была неподдельная грусть.

— Он был прав, — мрачно сказал Страж. — Иногда... иногда порядок предпочтительнее хаоса.

Но я уже качал головой.

— Нет. Это был бы не порядок. Это был бы гроб. — Я посмотрел на стену, где только что был Плетущий. — Он — сторож на кладбище. А я... я еще не мертв.

Новый конфликт был найден. Не с призраками прошлого, а с тем, кто хотел это прошлое отнять, отполировать и поместить под стекло. И чтобы победить его, мне нужно было дойти до Истоков. Не для того, чтобы найти ответ. Чтобы отстоять свое право на боль. На свою, настоящую, неуклюжую, живую историю.

Путь к Истокам теперь вел не через лабиринт, а через поле битвы. Битвы за право быть собой.

Глава 12. Триединый взгляд

Шепот Плетущего затих, оставив после