Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак
Переживание — в нем суть. Только пережитая в глубине души религия должна быть исповедуема; всякое другое исповедание, по мнению Христа, и лицемерно, и пагубно. Как в Евангелии не найти пространного «учения о религии», так еще менее того — указания предпочесть всему готовое учение и исповедать его. И вера, и исповедание должны зарождаться и расти из решающего пункта — отречения от мира и обращения к Богу, и исповедание ничем иным не должно быть, как удостоверением веры делами. «Вера не всякому дана, — говорит ап. Павел, — но всякому дано быть правдивым и остерегаться в религии пустословия и легкомысленного исповедания и согласия». «У одного человека было два сына; и он подошел к первому и сказал: Сын мой, пойди сегодня работай в винограднике моем. Но он сказал в ответ: Не хочу, а после, раскаявшись, пошел. И, подошед к другому, он сказал то же. Этот сказал в ответ: Иду, государь; и не пошел».
На этом я мог бы закончить; но я не могу не ответить еще на одно возражение. Соглашаются с тем, что Евангелие — нечто возвышенное и великое, что оно было благотворным двигателем в истории, но все же оно неразрывно связано с давно пережитым положением мира и истории. Поэтому, — как это ни горько, и, несмотря на то, что мы его лучшим заменить не можем, — оно утратило свою силу и не может иметь значения для нас. — На это мне хочется дать двоякий ответ!
1. Действительно, то положение мира и истории, с которым связано Евангелие, совершенно иное, чем наше, и мы не можем и даже не желаем восстановить то положение; но оно не неразрывно с ним связано. Я старался указать, какие части существенны в Евангелии, и эти основы «безвременны». И не только о них это можно сказать; «человек», к которому обращается Евангелие, также «безвременен»; т. е. это — человек, неизменяемый в своем внутреннем настроении, в своих основных отношениях к внешнему миру, несмотря ни на какие прогрессы развития. Раз это так, то Евангелие всегда останется в силе для нас.
2. Евангелие покоится, — и это самое характерное в его представлении мира и истории, — на противоположности духа и плоти, Бога и земли, добра и зла. И, несмотря на усерднейшие старания, мыслителям до сих пор не удалось развить удовлетворяющую, соответствующую глубочайшим потребностям этику на почве монизма. И впредь это не удастся. Тогда, в сущности, и безразлично, какие названия мы дадим той двойственности, которая необходима нравственно ощущающему человеку: Бог и мир, земное и небесное, видимое и невидимое, материя и дух, инстинкт и свобода, физика и этика. Единство может быть достигнуто в жизни, одно может быть подчинено другому; но единство это дается лишь борьбой в форме бесконечной, только приблизительно решаемой задачи, но не утончением механического процесса. «От силы, связующей все сущее, освобождается тот, кто побеждает себя» — это чудное слово Гете выражает суть дела, о котором здесь идет речь. Оно остается, оно составляет существенное в тех драматических, взятых из того времени картинах, в которых Евангелие выражает подлежащие преодолению противоположности. И не знаю я, каким образом наше усовершенствованное естествознание может воспрепятствовать признанию истины исповедания: «Мир с его радостью проходит, но кто исполняет волю Бога, живет вечно». Тут дело в дуализме, происхождение которого нам неизвестно; но как нравственные существа, мы убеждены, что как он нам дан для побеждения его и для приведения его к единству в нас, так он указывает на первоначальное единство и на конечное уравнение его во вселенной в осуществленном господстве добра.
Говорят, это мечты, так как то, что мы видим перед собой, представляет совершенно иную картину. Нет, не мечты — ведь в этом коренится существование нашей истинной жизни, — но, конечно, несовершенство: ведь мы не в состоянии согласовать в единстве миросозерцания наши связанные пространством и временем познания с содержанием нашей внутренней жизни. Только в мире Божьем, который выше всякого разума, мы смутно чаем это единство.
Но мы уже вышли из круга нашей ближайшей задачи. Мы хотели познать Евангелие в его основных чертах и в его главнейших отношениях. Я старался исполнить эту задачу; последний пункт завел нас еще дальше. Мы к ней вернемся, чтобы во второй части проследить ход христианской религии в истории.
ЛЕКЦИЯ ДЕВЯТАЯ
Во втором отделе этих лекций наша задача будет состоять в изложении истории христианской религии в ее главнейших моментах и в расследовании ее развития в апостольскую эпоху, в католицизме и в протестантизме.
Христианская религия в апостольскую эпоху. Из тесного круга учеников, из союза тех двенадцати, которых Христос собрал вокруг Себя, образовалась община. Он Сам ее не основал в смысле организованного богослужебного общества, — Он был лишь наставником, ученики были последователями; но тот факт, что круг учеников сейчас же преобразовался в общину, лег в основу всего последующего. Чем же характеризуется новый союз? Если я не ошибаюсь, то тремя элементами: 1) признанием Христа живым Господом, 2) тем, что каждый член новой общины — даже рабы и рабыни — действительно переживал религию и чувствовал себя в живой связи с Богом, 3) святой жизнью в чистоте и братстве и в ожидании предстоящего второго пришествия Христа.
В этих трех элементах заключается своеобразие новой общины. Стоит рассмотреть их ближе.
1. Иисус Христос — Господь; в этом исповедании продолжается признание, что Он — дающий направление учитель, что Его слово остается руководством для жизни Его учеников, что они хотят исполнить все, что Он им повелел. Но этим еще не исчерпано понятие «Господь», и его своеобразность даже не затронута. Первоначальная община потому называла Христа своим Господом, что Он ради нее пожертвовал Своей жизнью, и она была уверена, что Он, воскресший, сидит одесную Бога. Это один из самых достоверных исторических фактов, что значение смерти Христа и Его воскресения выдвинуто не только апостолом Павлом, но что он в признании его был заодно со всей первоначальной общиной. «Ибо я первоначально преподал
