Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

здесь исчезает. Христианство ни на кого не смотрит с презрением независимо от возраста, сословия, пола и нации; оно всех готово привлечь любовью. Совершенно не прибегая к принуждению, оно создало обширную организацию, которая служит распространению Евангелия, объединению общин, охранению и воспитанию своих членов. Христианство утвердилось по всему государству и за его пределами; всюду имеются его посты, и все они находятся в живой связи между собою. Императорская почта служила только должностным лицам государства и то лишь в исключительных случаях; а каждый христианин мог рассчитывать на то, что братья позаботятся о его дальнейшем пути. Раскинутая по всей империи сеть христианских общин представляла могучую организацию благотворительности в этом мире эгоизма. Диакония была основной задачей ее клира, главной целью ее добровольного самообложения. Деньги собирали также жрецы Изиды и Великой Матери богов, но на что? Для пышного культа и собственного благоденствия. Как далеко от этого христианство! В чем бы кто ни нуждался — он находил здесь помощь, не платя за это ни жизнью, ни свободой. Необходимость принимать меры против наплыва порочных элементов служит доказательством того, как велики были социальные выгоды, предоставляемые христианством, хотя государство и не признавало христианскую общину, а временами даже воздвигало гонения на нее. Но община не расточала денег подобно императорам, подкупавшим чернь хлебом и зрелищами, чтобы поддерживать ее расположение к себе; она старалась, напротив, приучить к труду, воспитывая наряду с этим скромность и умеренность. Социальные различия между бедным и богатым, господином и рабом существовали внутри общины, как и вне ее; но они утратили свою остроту, так как их смягчало милосердие, кротость и доброта, с одной стороны, благодарное доверие и радостное послушание — с другой. Общине была присуща и «гуманность»: «Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте», Фил. 4, 8, — не пустая фраза. Правдивости, честной жизни, чистоте семейных отношений, целомудрию придавалось решающее значение. От новых сочленов требовался полный разрыв с языческим прошлым, ибо сознавался тот нравственный переворот, какой должен был произойти во внутреннем мире человека. При этом не удовлетворялись одной внешней формой, доходили до самого сокровенного, исповедовались даже в греховных мыслях. Но при всей строгости нравственной дисциплины в общинах основным мотивом для них была любовь: даже когда принимались крайние меры, призывался карающий суд Божий — это делалось для спасения души грешника. Жизнь имела вечную ценность. Священно было и тело, служившее храмом Богу. Самоубийства гнушаются так же, как и разврата. Насилию, несправедливости не противятся, но стараются не платить злом за зло. Высшее требование христианской нравственности заключается в том, чтобы с кротостью переносить несправедливость, чтобы прощать; и молитва за врагов и гонителей является высшим триумфом христианской нравственной силы. Вся эта организация, местами так быстро разросшаяся, что сделалась даже опасной для старой религии, являлась не новым союзом, но новым народом, государством в государстве; и, однако, она не питала, подобно иудеям, ненависти к Риму, но в смиренной покорности божественным установлениям лояльно подчинялась предержащим властям даже и в тех случаях, когда правительство выступало против нее враждебно; на все его распоряжения община реагировала лишь пассивным сопротивлением, радостно исповедуя веру.

Мы видели, что это не фантастическая идеальная картина: мы обосновали каждую отдельную черту. Апологеты действительно имели право изображать нравственность в христианских общинах так, как рисует ее Аристид. Язычники, например, Плиний, Лукиан, Цельз, против своей воли вынуждены признать справедливость этой картины. И христиане отлично понимали, что было бы недостаточно указывать на свое прекрасное, достойное удивления нравственное учение, если бы оно не осуществлялось на деле. Именно это соображение дает повод одному проповеднику настойчиво побуждать свою общину к исполнению заповедей и прежде всего самой высокой и трудной из них — любви к врагам.

Само собою разумеется, что идеал этот осуществлялся не всеми и не всегда. Но отклонения являются исключениями, имеющими тем меньшее значение, что они немедленно вызывали подъем нравственного сознания как в духовных вождях, так и в общинах. Если даже допустить, что только половина христиан жила так, как это представлено нами, то уже и в этом было бы нечто величественное: Но, несомненно, их было больше. И влияние, оказываемое этим большинством, уже само по себе являлось нравственным фактором крупного значения.

Это приводит нас ко второму вопросу.

Мы проследили долгий период времени. Но и в своем заключении мы не должны рисовать картину плоско, без перспективы. В христианстве происходили перемены, и как раз в этот младенческий период развитие его шло всего быстрее. Как обстоит дело в нравственной области? Весьма распространено воззрение, что за блестящей начальной эпохой последовал период глубокого упадка; что послеапо-стольский период не может выдержать даже отдаленного сравнения с периодом апостольским. Это верно, если сопоставить немногословные, но богатые духом послания Павла с болтливостью и духовным убожеством так называемых отцов апостольских. По отношению к исследуемой нами области такое мнение, однако, совершенно несправедливо: мы должны, напротив, констатировать прогресс. Представим себе еще раз в общих чертах развитие христианства от Павла до Ерма. При этом мы оставим в стороне иудейское христианство, исходившее из совершенно других оснований. Там приходилось лишь осуществить уже готовый идеал, углубив и очистив его. Совсем иначе стоит вопрос по отношению к языческому миру. Очень немногие из тех, кого привлекла к Евангелию проповедь Павла, прошли через моральную школу иудейской синагоги; для большинства же полная распущенность, разврат и пьянство, недобросовестность и обман составляли обычную картину их жизни. Таким лицам необходимо было прежде всего внушить основные понятия нравственности: Богу угодна святость, т. е. воздержание от нецеломудрия и обмана. Павел предоставлял действию Святого Духа выработку твердого нравственного сознания, которое укажет правильное решение во всех обстоятельствах жизни. Правда, иногда Павел определял нравственный идеал, указывая христианские добродетели, а также обсуждал надлежащее поведение в различных житейских случаях. Но он старался возможно меньше стеснять путем предписаний свободное развитие духа. Таким образом, христианство и внутри отдельных общин получило весьма разнообразное развитие: в Коринфе оно получило ярко индивидуалистический характер со всеми его преимуществами и недостатками; в общинах Македонии — резко социальный, требующий прежде всего порядка, в Галатии оно приняло практическое направление, во Фригии — созерцательно-аскетическое. Павел устранял лишь вредные наросты. Но не все христианские учители обладали такой свободой мысли, как он; и сами общины чувствовали потребность в более определенной формулировке нравственного идеала. Этой потребности отчасти удовлетворял Ветхий Завет, который, как известно, читали и в общинах Павла; отчасти такую формулировку находили в словах