Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак
Не всегда, разумеется, все было идеально в брачной жизни христиан. Ерм, знавший это по собственному опыту, в своей наивной образной форме изображает нам, как возникали подобные супружеские раздоры; недовольная сторона — замечательно, что он по собственному опыту выставляет в качестве таковой жену — легко находит повод к раздражению в мелочных вопросах повседневной жизни, ссорясь из-за кушанья, пустого слова, из-за приятеля, счета и т. п. Раздражение быстро принимает страстный характер и затем переходит в гнев и упорною злобу, 3. V 2. Поэтому Ерм борется не столько против злого языка своей жены, В. II 2, 3, сколько против духа недовольства (ὀξυχολία)., который он и делает за все ответственным, 3. V. Здесь мы снова наблюдаем, как серьезно относится Ерм к разбираемым им вопросам, в которых главное внимание он обращает на настроение, нравственное сознание: он сам твердо хранит супружескую верность и старается побороть поднимающееся раздражение, В. II 3, 1.
О положении женщины у Ерма почти вовсе нет речи. Если он говорит только о собрании праведных мужей, 3. XI 9, то отсюда никак нельзя заключать, что женщины не принимали активного участия в богослужениях общины и в назидательных беседах; отсюда можно сделать разве только тот вывод, что они не выступали в качества ораторов и составителей молитв. Именно из того, что Ерм, выражаясь всегда в мужском роде, не упоминает особо о женщинах, и следует, что он для него в нравственном отношении стояли совершенно наравне с мужчинами; равным образом имя «сестра», ἀδελφή, В. II 2, 3, даваемое христианской женщине, свидетельствует о полном равноправии ее в религиозном отношении. Мы уже видели, что даже назидание вдов и сирот находилось в руках женщины, В. II 4, 3.
Воспитание детей являлось важной обязанностью христианской семьи. Согласно римским правовым понятиям, обязанность эта сохранялась и по отношению к совершеннолетним детям. Семья самого Ерма служит примером тому, что не всегда в этом отношении все обстояло благополучно. Но самый факт привлечения Ерма церковью к ответственности за пренебрежение своими обязанностями отца доказывает, что община смотрела на подобное пренебрежение как на причиняемый ей вред, как на нарушение безусловно необходимой общехристианской нравственности.
По-видимому, христианским семьям свойственна была любовь также к внешнему порядку и чистоте. Когда Ерм изображает нам, как прекрасна была башня, и как все вокруг чисто вымыто и вычищено, II. IX 10, 2 сл., то при этом он несомненно имеет в виду и духовную чистоту (Ср. П. X 3, 2 и καθαρίζειν В. II 3, 1, III 2, 2; 8, 11; 9, 8, IV 3, 4 и др). Но внутренняя и внешняя стороны должны, конечно, соответствовать друг другу, и реальность изображений Ерма заставляет думать, что перед ним стояла картина повседневной жизни, хотя его собственный заброшенный дом должен был бы вызывать в нем иные образы.
К семье принадлежат также и рабы. Само собою разумеется — и это уже упоминалось, — что среди христиан Рима были рабы, хотя, быть может, и не в таком подавляющем числе, как это иногда думают. Легко представить себе, что таким рабам-христианам тяжело жилось в языческих домах. Например, Ерм в одном месте упоминает в форме сравнения, что язычники подвергали наказанию рабов, отказывавшихся признавать своего господина. Это говорится, вероятно, на основании фактов, действительно имевших место по отношению к рабам-христианам. В самом деле, хотя согласно античному воззрению рабу и дозволялось иметь особую религию, однако она не должна была вступать в конфликт с религией семьи. Христианская вера с ее исключительностью могла действительно считаться непризнанием главы семьи, который, вместе с тем, являлся жрецом семейного культа. Таким образом, могли быть случаи, когда христианской общине, в целях защиты христианской веры, приходилось добиваться выкупа своих сочленов от языческих господ. Весьма возможно, что Ерм имеет в виду именно эти случаи, когда среди дел христианской любви он упоминает об избавлении рабов Божиих от притеснений, 3. VIII 10. Но за исключением тех случаев, когда преследование веры было опасно для души, христианская община мирилась с рабским состоянием многих своих членов. Здесь сказывается поразительная, нивелирующая в социальном отношении мощь религии.
Но существовали ли рабы и в христианских домах? Сочинения Ерма не дают права на заключение о их существовании, но в такой же мере они не дают права и на обратное заключение. Нигде не говорится, чтобы сам Ерм был обязан своим освобождением тому обстоятельству, что его госпожа была христианкой, ср. В. 11, 1; отпущение на волю считалось наградой за верную службу, П. V 2, 2; 7. Мы слишком расширили бы смысл только что указанного сравнения, если б сделали из него вывод, что только язычники имели рабов. Но мы вправе заключить из слов Ерма, что жестокое обращение с рабами, суровые наказания считались чем-то языческим. Христианство не изменило внешних условий жизни, но внесло новый дух во все отношения. Как мы ясно видели из наставлений Павла Филемону, христианин-господин не мог уже обращаться со своими рабами так, как поступал язычник, даже в том случае, если сам раб был еще неверующим: в последнем случае раб все-таки являлся для своего господина бессмертной душой, которую тот должен был приобрести для своего Господа; жестокое обращение еще менее допустимо было в том случае, когда раб был христианин и, следовательно, брат в Господе. Если Ерм вовсе не касается этого вопроса, то мы опять-таки можем сделать лишь тот вывод, что фактические нравственные отношения в общине не давали повода к порицанию.
Об общественных отношениях уже говорилось в связи с обмирщением христианства. Свобода и непринужденность сношений христиан с язычниками, с одной стороны, пышность и роскошь, допускавшиеся христианами в своих домах в подражание язычникам, с другой, свидетельствуют об опасном настроении, господствовавшем среди христиан Рима.
Еще более серьезной была, однако, опасность совершенного погружения в торговые интересы и распространения недобросовестности в деловых
