Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

заботился о необходимом воспитании, о постоянных увещаниях и спокойно был зрителем того, как в его доме все шло вверх дном. По-видимому, семья Ерма исповедовала христианство. Несмотря на это, жена его приобрела худую славу своим злым языком, а дети впали в заблуждение, дойдя до богохульства и отречения от Христа. Ерму, так строго осуждавшему других, пришлось пережить скорбь — видеть своих собственных детей в числе вероотступников. Обстоятельства этого дела, по-видимому, были особенно тяжелы. Если только я правильно понимаю не вполне ясные намеки, выходит как будто, что его дети, подстрекаемые гнусным корыстолюбием, или же (такое предположение возможно) желая предотвратить грозившее семье, вследствие небрежного отношения отца к делам, разорение, донесли на своего собственного отца, как на христианина, Вид. II 2, 2. Это, правда, им нисколько не помогло: отец потерял имущество, а они получили лишь часть, причитающуюся доносчикам, и промотали ее. Отец, однако, чувствует только облегчение при этой потере и, сверх того, питает надежду, что настало время призвать и семью свою к покаянию. Поэтому он охотно принимает поручение — усердно и настойчиво увещевать детей своих, обещая им в случае раскаяния прощение: их имена будут в этом случае вместе с другими вписаны в книгу жизни. При этом не следует забывать, что все это говорится Ерму от лица церкви. Правда, она является пророку в виде небесного образа; однако же мы не ошибемся, если будем разуметь в данном случае земные отношения: речь идет, очевидно, о принятии вновь его детей в христианскую общину, из которой они сами себя исключили своим отпадением. Этим объясняются неясные и спорные слова о его жене, которая должна стать его сестрой: и она, бывшая несомненно христианкой, по-видимому, также была сообщницей детей в их делах; поэтому и она тоже должна быть вновь принята в христианскую общину.

Все это бросает новый свет на самообличения Ерма; они являются не частной исповедью перед небесной церковью, а публичным исповеданием перед целой общиной, которой, естественным образом, посвящено это пророческое писание. Здесь снова выступает перед нами нравственная строгость Ерма во всей ее силе; и не только Ерма, но и всей христианской общины того времени, ожидавшей подобного поведения от своих членов. Какое воспитательное влияние должен был оказывать на нравственное сознание всей общины тот факт, что человек, несомненно славившийся своим благочестием, не только устранил соблазн, явленный им публично, но и открыто признался в том, что в нем было скрыто. Свое собственное повышенное сознание греховности он, таким образом, выставил перед общиной как зеркало, в котором она могла усмотреть образ своей собственной греховности. Исповедь Августина научила покаянию целые века.

Ерм, несвободный от греховных похотей, небезупречный в деловых сношениях, плохой отец семейства, — какой неутешительный образ христианского пророка! Но разве все это не компенсируется нравственным мужеством в признании и радостной готовностью к исправлению?

Что мы должны особенно подчеркнуть в этом человеке эпохи христианства, уже клонящегося к закату, — это моральную готовность к добру, мужество, смело преодолевающее трудности, сопротивление диаволу. Ерм прекрасно сознает, что он имеет все это не от себя. Это не есть проявление его природных свойств. Напротив, он склонен скорее к мрачному взгляду на вещи, он всегда исполнен сомнений и охотнее уклонился бы от опасности, если б это зависело от него. Сам он является именно тем двоедушным (δίψυξος) человеком, которого сн так часто изображает, который в душе непрерывно сомневается, соответствуют ли откровения действительности или нет, Вид. III 4, 3, ср. 3, 4, действительно ли Бог прощает грехи и внемлет молитвам, Зап. IX 1, 7; который страшится предстоящего бедствия и готов боязливо бежать, Вид. IV 1, 4, 7, и который именно вследствие этой шаткости подвергается новым испытаниям. Зап. V 2, 1 сл., XII. Но в нем есть и нечто другое, нечто борющееся с его естественной склонностью; это «нечто» воплощается для Ерма в образе церкви или ангела покаяния, кажется ему действием Господним или присутствием Святого Духа. Присутствие этого момента и есть знамение истинного пророка. Ибо сущность всякого пророчества состоит в этой внутренней борьбе между естественной слабостью человека и превосходящей ее божественной силой, заставляющей его делать и говорить то, чего он сам трепещет. Это внутреннее противоречие выступает у Ерма с редкой ясностью.

Он так настойчиво исповедует свои грехи, что ему самому это начинает казаться чрезмерным. Покаяние является основным элементом каждой его молитвы. Но его упрекают: «перестань же постоянно молиться только о грехах своих; молись и о справедливости, чтобы часть ее получил ты для дома своего», В. III 1, 6, ср. 3. XII 6, 3. Гарнак справедливо ссылается здесь на Фил. 3, 14, называя такой совет истинно евангельским. Под влиянием этих наставлений Ерм обращается от печального стремления копаться в собственном греховном убожестве к радостному христианскому настроению, дающему мужество творить добро.

Когда ангел преподал ему свои заповеди, он нашел их великими, прекрасными и возвышенными; счастлив человек, который в силах их выполнить! Но кто может это? Они очень трудны. Если человек и имеет лучшие намерения, — а кто не просит Бога даровать ему для этого силы? — все же диавол очень упорен и влечет человека к падению! Таковы его мысли, 3. XII 3, 4, 5, 1, ср. П. VI 1, 1. Но ангел с негодованием отвечает ему: «Ты глупец, с неразумным и нетвердым сердцем! Конечно, если человек заранее скажет: этого я не смогу, — он не будет в силах ничего сделать, но кто с радостью вознамерится исполнить заповеди Божий, тому они легки». Человек ведь не предоставлен собственным силам: Бог, поставивши его господином над миром, дает ему силы и для этого. Но человек должен исповедовать Господа не одними устами; он должен иметь его в сердце своем, 3. XII 4, 4, ср. П. IX 21, 1. Диавола же христианину не следует бояться: Бог сильнее его, ангел Господень прогоняет его. Даже и перед человеком, смело противостоящим ему, диавол бежит посрамленный. Он существо трусливое, безвольное, подобно мертвому телу, 3. VII 2, XII 6, 2. Только никакого страха! Только всем сердцем надеяться на Бога! Ведь вино портится в бочках, наполовину пустых; диавол торжествует над половинчатыми людьми. Это — евангельское светлое воззрение, напоминающее мужественное сопротивление Лютера диаволу.

В этом смысле Ерм непрерывно борется против духа сомнения, нерешительности (διψυχία). Для него важна полнота христианского учения: стойкость в добре, В. II 2 7, неуклонное стремление сердцем к Богу, В. III 3 4, IV 2 4, 3. X 1 6, и