Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

ср. Мф. 7, 13 сл. При всем том, однако, его этика мотивируется, главным образом, внутренними религиозными побуждениями: кто имеет Господа в сердце своем, тот блюдет заповеди его, 3. XII 4, 3. Имеющий страх Божий пытливо относится к божественным вопросам, и кто обращает сердце свое к Господу — тот и постигает их, ибо где обитает Господь — там полнота разума, 3. X 1, 6. Ерм стоит на высоте евангельской аргументации, выставляя моральным идеалом человека деяния Бога, ср. Мф., 48: если Всемогущий не помнит зла на исповедующих ему свои грехи и умилостивляется, то разве не должен и человек прощать, П. IX 23, 4; если Бог определил человеку быть владыкою над миром, то разве не должен человек иметь и соответствующие силы, 3. XII 4, 2 сл. Образ Христа выступает при этом очень слабо, да и вообще, к нашему удивленно, историческая личность Иисуса Христа стоит у Ерма на заднем плане. Единственно только готовность человеческой плотской природы (Христа) хранить достоинство и целомудрие в соответствии присутствующему в нем Святому Духу, П. V 6, 5 сл., ставится пред христианами как пример. Говоря о сыне Божьем как о Законе, проповеданном во всех концах земли, П. VIII 3, 2, Ерм разумеет не достойную подражания жизнь Христа, но откровение божественной воли чрез Духа Святого, присутствовавшего в Христе; он имеет в виду заповеди, составившие основное содержание Евангелия. Образцом выставляется здесь не жизнь Иисуса, но апостольская жизнь. Апостолы, на которых лежала обязанность мировой проповеди не только среди живых, но даже и среди умерших, П. IX 16, 5 сл., являются истинными образцами хождения в божеской чистоте, в правде и истине; они, свободные от всякого вожделения, неотделимы от всех добродетелей, они — образец единомыслия, В. III 5, 1, П. IX 15, 4, 6, 25, 2. Здесь, как и в высоком прославлении Ермом мучеников, можно видеть зародыш позднейшего культа святых; но достойным внимания и характерным для всего нравственного облика этого христианства является тот факт, что именно идея нравственного примера и возвела этих людей на такую высоту.

Если безусловным критерием силы нравственного сознания являются те мотивы, какими пользуются для обоснования своих требований, то, согласно этому, о христианском сознании Ерма мы можем отозваться лишь положительно.

Но Ерм в данном случае интересует нас не сам по себе, а лишь постольку, поскольку он представляет собою тип христианина римской общины того времени. И действительно, он типичен, как в хороших, так и в дурных своих сторонах. Ерм и сам отмечает это, постоянно распространяя увещания и наставления, относящиеся лично к нему, на всех святых, В. I 1, 9, которые согрешили, В. II 2, 4, которые творят правду, В. II 3, 2, которые не сомневаются, В. III 2, 2. О видении зверя, символизующего грядущее гонение, он должен возвестить всем избранникам Господа, В. IV 2, 5. Заповеди ни в коем случае не относятся исключительно к нему; всякий, кто только слышит их и поступает согласно им, будет жить с Богом, 3. II 6, III 5, IV 2, 4; 3, 7; V 1, 7; 2, 8; VI 1, 5. Ерм не мог быть одинок в своих нравственных воззрениях: он рассчитывает на довольно широкий круг родственных по духу христиан, среди которых его проповедь должна найти отголосок. С другой стороны, Ерм не был, конечно, единственным среди членов общины, от которых можно было бы ждать подобных признаний. Мы можем видеть это из увещаний, с которыми он обращается к общине.

Типичны уже внешние отношения. Ерм принадлежит к трудовому среднему сословию. По своему происхождению он несвободный. В молодости он был продан из своей родины — Аркадии в Рим, но здесь получил свободу. Дело (какого рода — мы не знаем) кормит его и его семью. Он не зажиточен, но и не беден. Это, пожалуй, также было типично для римской общины того времени. Немало было в ней, конечно, людей богатых и, в частности, таких, которые приобрели состояние, уже став христианами, П. VIII 9, 1. Ерм не слишком расположен к ним. Не было также недостатка и в бедных, которые всецело были предоставлены поддержке богатых. Их Ерм ставит очень высоко. Он признает их истинными молитвенниками, без которых богатый не может спастись, так как сам по себе он в религиозном отношении бесплоден. Нигде нет указаний на то, что в общине было много несвободных, много рабов. Главную массу в общине составляли, конечно, мелкие граждане, быть может, отпущенники, подобно самому Ерму. Это видно из того, что главной заботой Ерма было — освободить христиан из сетей мирских забот.

Об отношении общины к государственной власти мы почти ничего не узнаем. Я даже не думаю, чтобы в П. I, где гражданскому праву в граде Божием противополагается право в мире, законам Божиим — законы господина этого города, имелся в виду римский император: скорее под владыкою мира разумеется диавол. Умолчание Ерма в вопросе об отношении общины к государству можно объяснить тем, что политическая жизнь лежала совершенно вне его круга зрения. Он не принадлежал к числу руководителей общины; потому политическая жизнь мало и касалась его. Но, конечно, если б вопрос об отношении к государству был действительно жгучим в общине, то и Ерм занял бы относительно него определенное положение; тем более, что его постоянно занимает мысль о преследовании и отпадении. Мы должны, однако, сказать, что римская община того времени, несмотря на разного рода притеснения, какие ей пришлось испытать и повторения которых она ожидала в любой момент, по-видимому, верно хранила в сердце наставление апостола Римл. 13, 1, 7. Такой человек, как Ерм, сам исповедник, очевидно лишившийся своего состояния, видит в этом лишь целительную кару своего Бога и не думает таить мрачных мыслей мщения, а тем более вовлекать своих единоверцев во имя Божие в заговор против враждебной Богу государственной власти.

К внешним отношениям римской общины принадлежат также ее сношения с другими христианскими общинами. Мы знаем уже, что они были весьма оживленны, и потому, если Ерм почти не говорит о них, то мы должны приписать это главным образом ограниченности кругозора нашего автора. Исключением является лишь одно место, В. П. 4, 3, которое едва ли не представляет собою намек на так называемое I послание Климента: из двух экземпляров книги, где Ерму надлежало записать специально ему данное откровение, Климент должен послать один экземпляр в другие города, ибо это ему поручено. Здесь можно, конечно, видеть указание на то, что с другими