Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

Чисто теоретическое утверждение о качествах пороха определённо было когда-то принято с огромным недоверием, и я не могу требовать заранее большего доверия в результат тех способов, которые я предложил для управления иллюзиями сна. Соблаговолите, однако, следовать моим точным указаниям; проявите настойчивость, и тогда я с радостью заранее приму ваше суждение.

Здесь, я предвижу одно возражение или размышление некоторых позитивистски настроенных умов. Предположим, — подумают они, — что опыт действительно подтверждает всё то, что только что было высказано, что каждый будет в силе управлять своими сновидениями и подчинять в ночное время своё воображение своей воле, к каким же тогда последствиям приведёт это открытие, и какова будет от этого польза?

Позвольте мне ответить на это так: каждый находит полезным то, что его интересует; даже одной возможности сновидеть то, что хотим, будет достаточно, чтобы найти в этом своё удовольствие. Но я не думаю, я никогда не думал сводить к простому развлечению метод, который может послужить развитию науки, как и творческому вдохновению. Итак, повторю здесь то, на чём я неоднократно уже настаивал, обращаясь к врачам и психологам, а именно, на пользу, которую они могут извлечь из этого метода.

И наконец, последнее слово, прежде чем отложить перо, чтобы выступить против того вечного сравнения сна и смерти, которым и древние и современные авторы так навязчиво злоупотребляют. Как бы это ни рассматривали, с материальной точки зрения, или же с материалистической точки зрения; как бы видимость трупа, которого хотят найти под видом спящего человека, или же пример возможного уничтожения «я», которое думают найти во временном отсутствии мышления, — такое сравнение равно ошибочно со всех точек зрения.

Впрочем, не является ли странным, сравнивать одно состояние, которого совсем не знают с другим состоянием, которого не знают так же?

Я отдаю предпочтение одной старой аксиоме, которая говорит нам: жизнь — это сон. Для тех, для кого она является сном мучительным, она, по крайней мере, оставляет радостную мысль о пробуждении в смерти.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Сновидение после приёма гашиша

Я высказал мнение, разделяемое, между прочим, весьма большим числом физиологов, что сновидения в состояниях сомнамбулизма и магнетизма [гипнотизма], видения экстатичных и галлюцинирующих, равно как и сновидения, вызванные всеми видами ядов и наркотиков, являются ничем иным, как более или менее болезненными видоизменениями естественного сновидения. Но в основной части книги, посвящённой исследованию исключительно естественных сновидений, я воздерживался от включения каких-либо наблюдений, чуждых психологическим проявлениям естественного сна.

В приложении, как в дополнительном документе, нижеследующее описание не останется, однако, без интереса. В нём можно будет найти, я думаю, элементы для сравнения, результатом которого будет доказательство того, что перевозбуждение мозга, которое умножает и ускоряет движение идей, совсем не видоизменяет этим самым свойственные им привычные законы ассоциации.

Живость нападающих на нас иллюзий, когда мы находимся под влиянием наркотиков, таких как опиум или гашиш, известна, конечно же, почти всем. Однако, есть и одна менее известная особенность, которая заключается в том, что когда такие вещества употребляют в первый раз, то редко случается испытывать прелестные исступления, которые испытывают те, кто имеют привычку их употребления. Это, примерно, так же как и с первой сигарой — физическая тошнота берёт верх.

Опиум, который мне часто предписывали в больших дозах во время затяжной болезни, случившейся со мною, как я выяснил, приводит к постепенному изменению тягостных и мучительных сновидений на другие — полные идеализма и опьянения.

Что касается гашиша, с которым я имел любопытство экспериментировать в полностью здоровом состоянии, то вот первое сновидение, которое он мне доставил:

«Мне казалось, что в моём мозге кое-что запустилось, как пружина испорченных часов, и что вся цепочка моих воспоминаний раскручивалась сама собой с бессвязностью и неслыханной быстротой. На какой-то грунтовой с неровностями дороге, освещённой бледным светом, я видел, как проходили нескончаемые вереницы каких-то людей, одетых в чёрные или глянцевые униформы, истерично танцующих, страшных нищих, увенчанных цветами женщин, восседающих на гробах и разъезжающих на катафалках; далее, экипажи, останавливающиеся передо мною с распахивающимися дверцами, как бы приглашая меня ими воспользоваться. Таинственное влечение влекло меня к ним, но, как раз перед тем как войти, я в ужасе отскочил; не знаю, какой инстинкт сказал мне, что они отвезут меня к чему-то ужасному. Тогда я решил идти пешком, наталкиваясь на всех прохожих и быстро двигаясь к цели, к которой я чувствовал необходимость добраться как можно скорее, однако, без возможности осознать, что же происходит, ни попытаться спросить об этом кого-нибудь из многочисленных людей, толкающих меня, убеждённый, что в каждом из них я должен видеть врага. Наконец я прибыл к этой неизвестной цели, и я оказался с одной молодой дамой в апартаментах другой, возвращения которой с минуты на минуту я боялся. Оттуда я переместился, не знаю как, в великолепный и ярко освещённый салон. Я был в одежде для бала, видимо, я пришёл на большой праздник; я осмотрел свою одежду и заметил, что она запачкана какой-то странной пеной. Я поднял глаза, передо мною был образ одной любимой женщины, но постаревшей лет на двадцать и закутанной в монашеские одеяния. Тогда когда салон наполнился модно одетым обществом, я заметил, что освещение начинает тускнеть; но в то же время я заметил, что мне достаточно взглянуть на свечи одну за другой, чтобы они тот час же вновь зажглись. Вскоре пламя появлялось на всём, на что падал мой взгляд. Платья самых очаровательных дам воспламенялись от моего взгляда, как трут от солнечных лучей, сфокусированных на него линзой. Осыпался пепел и это были ужасные скелеты, или мертвецки синие мумии, или уроды, изъеденные язвами, которые оставались на месте восхитительных тел. Только одна голова оставалась очаровательной и бросала на меня мучительно гневные взгляды. То, что не возгоралось, принимало перед моим взором самые фантастичные и бессмысленные формы; диван удлинился и стал неизмеримо длинной лестницей. Я захотел убежать; эта лестница превратилась в разверзшийся колодец. Однако я ускользнул из этого проклятого места; я вскочил в один из тех экипажей с распахнутыми дверцами, которые я уже видел, и чьего таинственного местоназначения на этот раз я не боялся — так сильно я хотел убежать отсюда. Я уселся; экипаж тронулся. О, ужас! Он залит кровью. Я хочу сойти, но уже слишком поздно; мы мчимся с невероятной скоростью. Куда я еду? — я не знал; лишь замечал по дороге тысячи совершенно неопределённых вещей, которые внушали мне глубокий ужас. Мне показалось, что я слышу, как