Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов
Немало столетий человечество ищет встреч с носителями иного разума, иной культуры и одновременно страшится этих встреч, не решаясь предсказать их последствия для своей собственной судьбы.
Мне хотелось бы прокомментировать эту тему строчками из финальной сцены спектакля по мотивам пьесы Бертольта Брехта «Добрый человек из Сезуана», который уже в 1960-е годы подарил многим моим сверстникам печальный свет и добрую надежду на будущее:
Другой герой? А если мир – другой?
А может, здесь нужны другие боги?
Иль вовсе без богов?
Молчу в тревоге.
Так помогите нам! Беду поправьте
И мысль, и разум свой сюда направьте.
Попробуйте для доброго найти
К хорошему – хорошие пути.
Плохой конец – заранее отброшен.
Он должен,
должен,
должен быть хорошим.
Чтобы читатель рельефнее почувствовал то, в каком проблемном поле интеллектуальных поединков появляется книга Марии Тендряковой, обращу внимание на недавно переведенную работу классика структурной антропологии Клода Леви-Стросса «Узнавать себя: Антропология и проблема современности»[29] и на книгу спорящего с ним возмутителя антропологического спокойствия, неутомимого бразильского исследователя Эдуарду Вивейруш де Кастру; вот фрагмент из его труда[30]:
«Антропология вполне готова возложить на себя новую миссию и стать теорией-практикой непрерывной деколонизации мышления. Но, возможно, не все мы согласны с этим. Кто-то по-прежнему считает, что антропология – это зеркало общества <…>
В силу того, что в Ином всегда видится Тождественное, – и тогда можно сказать, что под маской другого "мы" созерцаем самих себя, – мы в итоге <…> интересуемся лишь тем, что интересует нас, а именно нами самими.
Но настоящая антропология делает нечто противоположное – она "показывает нам тот образ нас самих, в котором нам себя не узнать" <…>, поскольку всякий опыт общения с другой культурой дает нам именно возможность поэкспериментировать с нашей собственной…»
Книга Марии Тендряковой полна неожиданностей. И в культурно-исторической психологии народов автор показывает неведомое – образы нас самих, в которых нам себя не узнать.
Само название «Многообразие типичного» несет в себе импульс развивающегося парадокса.
Мы привыкли, что типичность, статичность, незыблемость, «консервация», инвариантность – в одной комнате нашего сознания; разнообразие, неповторимость, уникальность – в другой комнате сознания. И замысел найти и показать в культурно-исторической психологии народов уникальность типичного, разнообразие типичного, своего рода «ментальную анатомию» разных видов культур выступает как дразнящая задача.
Вокруг перспектив антропологии разгораются нешуточные страсти, поскольку она имеет самое прямое отношение и к пониманию других народов, и к социальным и политическим действиям различных государственных игроков.
Когда исследователи, политики и бизнесмены поглядывают на другие культуры с высоты эволюционного снобизма и европейских культурных эталонов, то расставляют на шкале времени «развитые» и «развивающиеся» страны; описывают «отстающие» и «догоняющие» модернизации; открывают и закрывают «окна» и «форточки» в Европу; проживают синдромы «старших» и «младших» братьев с особым политическим прищуром. Мы наделяем якобы отстающие культуры комплексами неполноценности, провинциальности и периферийности, а свою собственную культуру – «комплексом полноценности» и горделивого цивилизационного величия; чествуем «сходства» и расцениваем как архаику «различия» любых иных культур. Печальным и даже трагичным результатом оказывается резкое падение нашей собственной чувствительности к пониманию, узнаванию и принятию Иного, Другого, непохожего, которое оборачивается всплесками ксенофобии, этнофобии и агрессивного фундаментализма.
Но если заинтересованное внимание к культурно-исторической психологии других народов использовать в качестве точки опоры, то можно приблизиться к раскрепощенности разума, которому получается хоть в какой-то степени освободиться от оков эгоцентризма, преодолеть страхи встреч с Иными и обрести животворный заряд эволюционного оптимизма.
Переживая и проживая вместе с Марией Тендряковой уникальность типичного у других народов, мы постигаем искусство видения перспектив своего настоящего, настоящего нашей культуры. Возвращаясь из нефантастических путешествий во времени и пространстве в свою культуру, мы, надеюсь, начинаем зорче видеть, что творится с нами, какое место мы занимаем в полифонии цивилизаций и как мы можем вести переговоры с теми, в ком нам себя не узнать.
Охота на ведьм: и каждому воздастся по вере его
У еще одной книги Марии Тендряковой[31] название не менее интригующее, но более печальное. Вот цитата с одной из первых страниц:
«Сама иллюзия существования и поиска "ведьм" – это своего рода "навязчивая идея" всей истории человечества. Есть такой враг, которого надо уничтожить любой ценой, уничтожить – и всем сразу станет легче. Эта идея красной нитью пронизывает различные исторические эпохи, органично вплетается в трактаты демонологов, спокойно сосуществует с прогрессивными научными и просветительскими идеями, следует по пятам различных социальных утопий и расцветает пышным цветом в атмосфере революционных преобразований. <…>
"Охота на ведьм" – это выражение уже давно стало идиомой, именем нарицательным, синонимом террора, репрессий, маниакальных преследований. <…> Это синоним кровопролития, которое, как показывает опыт истории, ни к чему не ведет, кроме разрухи и развращения общества».
Парадигма конфликта прочно закреплена в философии, в истории, в литературе, воспета поэзией, вошла в научное мышление XX века. Мы так привыкли к абстрактным теориям о том, что конфликт движет миром, что забываем простую вещь: концепции нашего мышления во многом определяют реальность. «Каждому будет дано по его вере», – пишет Михаил Булгаков, перефразируя слова Евангелия «По вере вашей да будет вам». Кто верит в конфликт, тот рано или поздно получит общество, в котором всем правит именно конфликт, приводящий в конечном итоге к разрыву, боли, агрессии, охоте на инаковерующих, инакомыслящих и на самых разных людей, кажущихся «странными» большинству.
Что такое ведьма? Кто такой шут? Кто такой диссидент? По сути дела, как только в культуре начинает нарастать разнообразие, а разнообразие – один из ключевых критериев прогресса, подключаются иные механизмы, работающие на элиминацию, на погашение разнообразия. Появляются фигуры, видящие в этом свою задачу. Если угодно, диссидентами, ведьмами, евреями и другого рода жертвами – назначаются.
Полезно задать себе вопрос: «А не являюсь ли я той самой "ведьмой" или "диссидентом", кого социальная система назначит или изберет завтра на эту драматическую роль в спектакле истории?»
С этой точки зрения особенно значимо для нас широкое по своей палитре исследование Марии Тендряковой. Обратим внимание на подзаголовок книги: «Исторический опыт интолерантности», а не исторический опыт деструкции, конфликта, агрессии.
Сегодня существуют совершенно разные интерпретации толерантности, иногда сводящие толерантность к дихотомии «терпимости-нетерпимости». Понятие же «толерантность» значительно
