Путь к блаженству - Патриция Гарфилд

Следующий шаг в неизвестное, который мне пришлось сделать, был чреват еще более серьезными последствиями. В первые два года нашего замужества Зал снова занялся политикой. Милтон Шэпп, его давнишний коллега по бизнесу, решил во второй раз баллотироваться на пост губернатора и убедил Зала провести предвыборную кампанию. После успешных выборов Шэпп стал губернатором, а Зал, занявший на некоторое время один из высших постов в его аппарате, помогал формировать кабинет и налаживать его работу. Политика поглотила нашу жизнь. Я теперь чаще видела Зала по телевидению или в газетах, чем за обеденным столом. Когда он бывал дома, телефон звонил безостановочно. Сообщали то об одном кризисе, то о другом; ни о какой задушевной беседе не могло быть и речи. Это не жизнь для влюбленных. Мы подумали, что нам делать дальше, и, рассмотрев ситуацию со всех сторон, пришли к кардинальному решению — переехать в Англию.

Той ночью, когда мы об этом договорились, я и увидела серию снов «Большая авантюра», о которой рассказывала выше. К тому времени я уже знала язык своих сновидений достаточно хорошо и мне было понятно, что испорченная своенравная девчонка, ведущая машину, в которой сижу я, символизирует возобладавшую во мне испорченную часть моей сущности. В сновидениях персонажи, ведущие машину, всегда играют важную роль. Быть может, решение уехать было диким и безрассудным, и стоило бы отменить его, как я пыталась сделать во сне, дотягиваясь до ключа зажигания. Эти сны показали мне, что я сама какой-то частью своего сознания чувствовала: наше решение переехать в Англию — гигантская авантюра, ставящая на карту все наше будущее. Однако любая перемена, как правило, подразумевает риск. Итак, мы снялись с насиженных мест и отправились попытать свое счастье в Лондоне.

Временами я думала, что с этим конкретным поворотом колеса Фортуны мы потеряли все. Жизнь в чужой стране потребовала от меня напряжения всех сил. Но когда мы рискуем и проигрываем на одном уровне, мы все-таки можем выиграть на другом. В конечном итоге я поняла, что жизнь за границей дала мне важный жизненный опыт, способствовавший моему внутреннему росту.

Пятнадцать месяцев нашей жизни в Лондоне были, по большей части, мучительно дискомфортны. Допотопный английский уклад жизни чем-то напоминал старый осыпающийся дом моего детства. Оба места были дряхлыми и сырыми. Бесконечные холодные моросящие дожди и сменявшие их ливни, столь отличные от солнечной погоды, царившей здесь в то лето, когда мы провели в Лондоне начало своего преподавательского отпуска, казалось, пропитали мои кости. Каждый день я ходила за покупками, потому что холодильник не вмещал ничего, кроме пакета молока и пары помидор. Я боролась как могла, чтобы найти очередное решение в поразительном мире несовместимых электрических вилок и розеток. Я соорудила в ванной временный душ (душ, оказывается, — специфически американское удобство), проволокой прикрутив к крану резиновый шланг. Я напяливала на себя кучу теплых вещей, когда городские власти экономили отопление. Когда экономили электричество и лифт не работал, я пешком поднималась на седьмой этаж, где располагалась наша «роскошная» квартира. Иногда я даже готовила при свечах (а банки и магазины освещались керосиновыми лампами). Я с трудом могла поверить, что шел 1971 год. Все это больше походило на времена освоения Дикого Запада, а я сама напоминала жену первопоселенца, живущего в глухих лесах. Можно было подумать, что ты находишься в туристском походе. Но — зимой.

Моя неприязнь к Англии была в меньшей степени связана с особенностями этой страны, чем с моими реакциями на них. Даже рядом с Залом я тосковала по дому и ощущала себя чужой. Моя младшая дочь, Черил, которой тогда было четырнадцать лет, выглядела такой несчастной, что мы в конце концов отправили ее обратно в Штаты. В своих снах я боролась с чувством потери, обусловленным отсутствием дочери, и пыталась в очередной раз разобраться в своих житейских проблемах.

Первоначально мы с Залом планировали переехать в Лондон навсегда. Он был бы счастлив остаться, я же определенно хотела вернуться домой. Наше пребывание в Англии с самого начала было авантюрой, и я чувствовала, что мы проиграли. Зал, как всегда, пошел мне навстречу, и мы решили, что надо возвращаться в Штаты. Вновь почувствовав себя гостьей Англии, а не ее постоянной жительницей, я могла снова наслаждаться этой страной. Театры, парки, музеи, пригороды — все это вновь манило меня, как в те дни, когда мы были здесь туристами.

Я начала осознавать, что Лондон преподнес мне необычный подарок. Поскольку Британия переживала период массовой безработицы и я не смогла никуда устроиться, я была вынуждена искать другие сферы приложения своих профессиональных навыков. Казалось, настало самое подходящее время попробовать писать. Я писала урывками и в наши частые поездки на континент каждый раз брала с собой неоконченную рукопись. Я начала со статьи о сновидениях, которая позднее была опубликована в профессиональном журнале[40].

Когда я интенсивно занялась сновидениями, интерес к ним, не покидавший меня с четырнадцати лет, вылился в расширение сновидческого сознания. Я обнаружила, что сны уже не просто выражают мои чувства или отражают каждодневные попытки справиться с житейскими трудностями. В моих ночных сновидениях стало проступать что-то вроде мифологической темы: в одном из таких снов я исполняла перед богами танец весны — ступая по мягкой теплой грязи, которая пузырилась под моими босыми ногами. Мои сны стали глубже по смыслу. Все чаще и чаще я стала осознавать, что сплю и вижу сон. Я ощущала возбуждение — ведь мой внутренний мир расширялся.

Я заметила, что в моем языке сновидений Лондон как таковой стал символом физического дискомфорта и устаревших моделей поведения. Лондонская погода обрела особый, отдельный символический смысл. Мои обычные сны, преобразившиеся в магические осознанные сновидения, часто начинались в обстановке, подобной лондонской. Прямо перед тем, как оказаться в солнечных лучах, в ярком многоцветье осознанного сновидения, я обнаруживала себя в каком-нибудь мрачном, холодном и сыром месте. Еще не догадываясь об этом, я начинала изучать секреты Мандалы сновидений.

Между моими отроческими страданиями в доме на Ивовой улице и тем моментом, когда я осознала, что там хранятся не замеченные мною сокровища, прошло, должно быть, двадцать лет, а то и более. Но прошло меньше года, и я уже поняла: лондонские испытания помогли мне открыть тот уровень сновидческого сознания, который связывает меня с иной