Путь к блаженству - Патриция Гарфилд
Однако сон «Храмовая Танцовщица» заставил меня пересмотреть мое отношение к танцам во сне. Как я уже говорила, в этом сновидении я была одновременно и самой собой, и своей прародительницей, храмовой танцовщицей. Возможно, именно странное ощущение переживания двух реальностей сразу привлекло мое внимание к той роли, которую играют в моих сновидениях танцы.
Я стала замечать, что ритмические движения часто предваряют переход к осознанному сновидению. В бодрствующей жизни танец вызывает у меня ощущение эйфории: танцуя, я как бы излучаю счастье. Даже в состоянии сильной физической усталости, услышав танцевальную музыку, особенно народную или этническую, я испытываю желание танцевать, и если уступаю этому желанию, то радость движения вскоре сметает всю усталость прочь. Я люблю сложные движения, которыми надо сначала овладеть, а уже потом можно позволить своему телу танцевать как бы по собственной воле. При этом я впадаю в состояние, которое, как я недавно узнала, является очень мягкой разновидностью транса. Танец во сне дает мне то же ощущение легкости, что и танец наяву.
Как только я проанализировала снящиеся мне танцы более внимательно, я поняла, почему они часто предшествуют осознанному сновидению: непосредственно перед переходом к последнему у меня обычно возникает странное ощущение в голове. Внезапно, во сне, я «чувствую себя уставшей» или даже ложусь спать. Или у меня создается впечатление, что я спала и только что проснулась. В некоторых снах мне видится, что я нахожусь в состоянии транса. Когда я вижу во сне, что кружусь на месте или танцую, у меня также возникает особое чувство головокружительного опьянения, часто возвещающее переход к осознанному сновидению.
В одном недавнем сне это ощущение головокружения было необычайно сильным. Мне снилось, что я танцую сама, наблюдая, как танцуют другие. Помню крупные планы танцовщиц — возможно, то были фотографии. Я внимательно рассматриваю одно кристально-четкое изображение: головки двух танцовщиц, перевернутые сверху вниз. У них были великолепные головные уборы — нечто вроде шлемов, образованных из световых пятен. Когда я проснулась, этот образ пленил меня. Перевернутое изображение танцовщицы, голова которой была в буквальном смысле покрыта светом, как нельзя лучше передавало ощущение головокружения. Сам же момент перевернутости напомнил мне о любимой в детстве забаве: свешивать голову с кровати. Этот образ из сна оказался прекрасным графическим выражением физического ощущения головокружения.
Я зарисовала Головокружительную Танцовщицу — чтобы зафиксировать олицетворенное в ней состояние сознания. Рисуя, я думала о связи между нею и Храмовой Танцовщицей, а также всеми сестрами (и несколькими братьями) последней, которые появлялись в моих сновидениях на протяжении стольких лет. Сам процесс рисования стал для меня медитацией. Рисуя Головокружительную Танцовщицу, я все лучше и лучше понимала ее значение: то, что она воплощала в себе определенное состояние сознания; то, что во сне она распространяла вокруг себя свет понимания; то, что она была визуальным образом моего внутреннего состояния; наконец, то, что головокружение в различных формах, как правило, предвещает переход к осознанному сновидению.
Я сделала несколько вариантов портрета «головокружительной» дамы, и каждый новый рисунок все лучше выражал чувство, которое я много раз испытывала в снах. Пока я рисовала, я все время думала об этом чувстве и переносила новые и новые детали на бумагу — чтобы у меня сохранилась память о нем и в бодрствующей жизни, чтобы остался некий «артефакт», вынесенный из страны сновидений. Теперь Головокружительная Танцовщица навсегда запечатлена в моей памяти. Я наполнила ее образ чувством, и он зафиксировался в моем сознании таким же отчетливым, каким явился мне во сне. Когда я созерцаю законченный рисунок или воссоздаю живой образ в моем воображении, то могу по собственному желанию вновь испытать, хотя бы отчасти, то первое, связанное с ним, ощущение. Я поняла, что Головокружительная Танцовщица в моем мире сновидений является божеством, ибо она олицетворяет собою важное ощущение: ощущение головокружения, предваряющее переход к осознанному сновидению.
Головокружительная Танцовщица была только одним из персонажей нового типа, которые стали все чаще появляться в моих снах. На смену персонажам, которые угрожали мне и приводили в ужас, на смену другим персонажам, которые расстраивали меня и вызывали гнев, пришли персонажи третьего типа, внушавшие, подобно Головокружительной Танцовщице, чувство удивления. Я вдруг обнаружила, что часто во сне, очарованная, рассматриваю какую-то интригующую фигуру, разговариваю с ней или выслушиваю ее поучения. Я почувствовала, что моя роль в сновидениях изменилась.
Здесь мне снова пришлось столкнуться с «фактами», которые, как казалось, противоречили моему внутреннему опыту. Когда-то я услышала плач потерявшегося в поле ребенка, но мне никто не поверил. Теперь же я почувствовала, что мои сны меняются, — хотя, по утверждениям специалистов, сны индивида не подвержены изменениям.
Например, американский психолог Кельвин Холл, проанализировавший тысячи сновидений, заявляет, что содержание снов у одного и того же человека нисколько не меняется в зависимости от прошедшего времени и изменений в его жизненных обстоятельствах[34]. Я решила проверить свое впечатление об изменяемости снов, использовав мои собственные записи сновидений и применив к ним метод статистического анализа.
Взяв из своего дневника сновидений первые пятьдесят снов того периода, когда мне шел пятнадцатый год (1949 г.), и первые пятьдесят снов, относящиеся к периоду, когда мне шел сорок второй год (1976 г.), я сравнила эти две подборки по нескольким показателям. Я обнаружила, что в ряде случаев точка зрения Холла подтверждается: несмотря на то, что между двумя сериями снов прошло двадцать семь лет, некоторые показатели не изменились[35]. Зато с другими показателями произошла разительная перемена. В ранней подборке, описывающей сновидения четырнадцатилетней девочки, эмоции, как правило, имеют пассивный характер: тогда я часто ощущала себя испуганной, обеспокоенной, оправдывающейся, покинутой или опечаленной и обычно в снах отступала перед страшными образами или избегала их. В более поздней подборке, относящейся ко времени, когда мне был сорок один год, редко описываются такого рода переживания. Гораздо чаще я раздражалась, обижалась, капризничала или впадала в ярость, сталкиваясь в сновидениях с неприятными мне образами. Я активно приближалась к подобным персонажам, желая отругать их или бросить им вызов, — нередко вполне сознавая, что все происходит во сне. Сдвиг от попыток уйти от угрозы к активному противостоянию ей очень важен. Я теперь намного реже принимала на себя в сновидениях (как, впрочем, и в реальной жизни) роль жертвы. Вдобавок к этому, в моих снах появилась новая положительная эмоция, которую можно обозначить словом изумление. Я завороженно наблюдала за фантастическими
