Проснись и обернись - Алексей Андреевич Корнелюк
Без осуждений, внимательно, и, как мне показалось, даже с ноткой понимания.
Я встал и, отряхнувшись, побрёл в его сторону.
Раскидывая ногами сено, как осеннюю листву, я всё ещё проживал страх.
– Ты неплохо справился, – подбодрил меня Фобетор.
Я промолчал и, дойдя до скамьи, опустился на ближайшее свободное место.
– Его зовут Эзра, – сказал Фобетор, предчувствуя мой вопрос. – Он жнец смерти, забирает души.
Я сплюнул на пол.
– Хреновый он жнец, значит, с замашками садиста.
С задней скамьи раздался смех, и, встав, Фобетор подошёл ко мне, сев рядом.
– Ты не поверишь, в земном мире про него даже книгу написали, называется «Сцена после титров». Да так натурально, что ему пришлось уйти в подполье, чтобы не светиться лишний раз.
– ***дон он, а не Эзра, – процедил я сквозь зубы.
– Знаешь, может, он и не самый приятный собеседник, вокруг да около ходить не будет, но ведь он правду говорил, хоть и неприятную.
– Ну… и что мне с этой правдой делать? – Бросил я, впервые оторвав взгляд от пола. – Какой смысл пытаться, если теперь я знаю, что помру никому не нужным дряхлым стариком со слабым мочевым пузырём.
– Изменить это. Напомню: мы на полигоне, втором уровне сна. То, что ты видел, это вероятность, исход, которой зависит от твоих действий.
Сузив глаза, я пристально посмотрел на Фобетора.
– Ты хочешь сказать…
– Да… – закончил он за меня. – В твоих силах менять реальность, а значит, и последнюю главу твоей жизни. Знаешь, если бы в земном мире люди периодически прибегали к данной технике, счастливых пробуждённых людей стало бы гораздо больше.
Опершись ладонями о скамью, я закинул ногу вправо, усевшись боком, лицом к Фобетору.
– Ты гений!
– Я? – Он засмеялся. – Нет, я просто показал через твой страх, как работает человеческая психика. Крайности – великие учителя. Чтобы от чего-то отказаться, нужно пресытиться этим или испугаться так, что жить по-старому сценарию будет невмоготу.
– Но почему… Почему столь ценные знания не пришли ко мне раньше?
Когда я озвучил этот вопрос, перед глазами пронеслись сцены, в которых я гробил свою жизнь наркотиками и алкоголем.
– Эти знания доступны, стоит только протянуть руки, но мешают этому две вещи.
Я не перебивая слушал, смотря, как Фобетор загибает пальцы.
– Первое – это ощущение бессмертия: людям кажется, что они будут жить вечно. Даже когда старость даёт о себе знать, человек прогоняет эти мысли, как надоедливую муху.
Схватив рукой сено, Фобетор перевернул кулак, и, слегка разжав хватку, смотрел, как палочки одна за одной падают на пол.
– Жизнь – интересная штука. Сначала тебе кажется, что она продлится долго, а затем ты понимаешь, что она пронеслась слишком быстро.
Дав этим словам улечься в сознании, как первому выпавшему снегу, я, боясь шелохнуться, дождался, когда Фобетор загнёт указательный палец и продолжит.
– Второе – это желание всё усложнять. У людей складывается ощущение, что всё, что на первый взгляд кажется простым, несерьёзно, не стоит внимания, ложно. В этом самая большая проблема.
Усложнение – это замаскированная лень, бегство от реальности. Ты, например, знал, что философы, как правило, несчастны?
Я покачал головой.
– Конечно, есть исключения, но в большей массе умнейшие люди, сами того не ведая, строят высоченную громоздкую стену из сложных словесных конструкций. Спроси их, что такое счастье, и они выдадут тяжеловесное объяснение, в которое сами не верят. Счастье – это не про слова, это про чувства, но философу этого, увы, не понять.
Единственная лампа, висевшая в центре шатра, отвалилась и с грохотом упала на пол.
Лопнувшее стекло брызнуло осколками, и пламя, нежно обняв сено, поползло в нашу сторону.
Огонь словно заигрывал, танцуя, перекидываясь от одной веточки на другую, нёсся в нашу сторону.
Я, насторожившись, не выпускал из вида расползающийся огонь. Перемахнув на противоположную сторону, он захватил деревянные скамьи.
Повалил густой дым, и через секунду-другую стало трудно дышать.
Языки пламени настигли впереди стоявшую скамейку.
Фобетор криво ухмыльнулся. Мои щёки обожгло жаром.
– Что делаем? – Воскликнул я, отклоняясь назад.
– Горим дотла, – ответил он и, запрокинув руки назад, закрыл глаза.
Деревянные перекрытия, удерживающие шатёр, с треском развалились, и брезент накрыл нас.
Темнота.
Глава 33
Ворочаясь в агонии, я не заметил, как закрутился в простыню, став похожим на мумию.
Лицо накрыто, тело обездвижено. Я словно большая длинная постельная самокрутка.
Сдув с лица ткань, я, кряхтя, вылез и, широко раскрыв руки, замер.
Грудная клетка при каждом вздохе высоко дыбилась, пытаясь насытить мозг кислородом.
Стряхнув со лба растрёпанные волосы, я встал и тут же почувствовал головокружение.
Я мог поклясться, что в носу ещё стоял запах гари и жжёного сена.
Опустив ноги с кровати, я задел ступнёй банку энергетика.
Растирая глаза, я на миг перенёсся в цирковой шатёр. Пустые скамьи, сено, пёстрый брезент, падающая, как в замедленной съемке, керосиновая лампа…
“Горим до тла”, – Прозвучал в голове голос.
“Горим до тла”, – Полушёпотом повторил я.
Виски сдавило невидимыми клешнями, боль пронеслась от затылка к челюсти, пульсируя в зубе мудрости.
Во рту появился вкус железа, и, не сразу сообразив, что случилось, я капнул багряными каплями на одеяло.
Резко вскинув голову, я закрыл ноздрю ладонью, дав крови стечь по горлу.
В памяти всплыло воспоминание из детства....
– Ты сдаёшься?!
Сидя у меня на грудной клетке и прижав коленями мои руки, одноклассник злобно уставился на меня.
Он ждал ответа, как и все зеваки, поспешившие на перемену. Заметив драку, они быстро окружили нас.
Я молчал. Глаз горел, тело колошматило адреналином.
– ТЫ ГЛУХОЙ?! – Зорал он, тряхнув меня за плечи.
Я плюнул ему в лицо. Слюна, угодившая ему в лоб, была хуже проигрыша. Она была унижением во всех тех парах глаз одноклассников, ждавших развязки.
Рассвирепев, он резко поднял мою голову и обрушил на бетонный пол.
В глаза ударили искры, гам из голосов затихал, а вместе с ним и весь мир.
Из носа хлынула кровь. Испугавшись, одноклассник вскочил с меня, оставив меня лежать на холодном полу со стекающей по шее струйкой крови.
Это был первый раз… И вот опять.
Кровотечение не прекращалось, струйка крови обвивала руку.
Я встал и пошатываясь пошёл в ванную. Держа голову запрокинутой, я на ощупь достал ватные диски, и, скрутив один, засунул его в нос.
По раковине стекала кровь, тут же смешиваясь с водой, розовела и,
