Подобие совести. Вина, долг и этические заблуждения - Георгий Игоревич Чернавин
Что если совесть? говорит мне: подбирать соломинку с земли или выходить в поле – смертный грех[123]. Судя по всему, это говорит совестьerronea. Кажется, что вот оно – то счастливое обстоятельство, которое позволит нам отличить подобие совести от совести (предположительно) подлинной, ведь «случается так, что объект действия не включает в себя ничего, что бы относилось к порядку разума, например, подбирание соломы с земли, выход в поле и тому подобное. И именно такие действия являются безразличными по своему виду» (Фома Аквинский 2006, 232; Thomas Aquinas [34318] Iª-IIae q. 18 a. 8 co.). Но как быть в той ситуации, когда Злой Гений у меня за спиной манипулирует моим разумом (выстраивает выморочный «порядок разума») и подает мне запрет выходить в поле даже не как иррациональный запрет, а как разумное указание, верность которого я вполне могу подтвердить моим (препарированным) умом?
Возвращаясь к знаменитому тезису: (даже) заблуждающаяся совесть обязывает – Фома до конца разворачивает его следствия. Совесть (будь то правильная или заблуждающася) обязывает в том, что касается вещей нейтральных и даже вещей самих по себе дурных[124]. При этом для того, кто действует против своей совестиerronea, вещи сами по себе вполне дозволительные и законные становятся недозволительными; совестьerronea делает их таким, несмотря на то, что она erronea, и несмотря на то, что ей не следуют![125]
Я также говорю, что правильная совесть налагает путы по сути, а заблуждающаяся привходящим образом; это ясно вот почему. Ибо тот, кто на деле желает или жаждет одного ради другого, жаждет по сути именно того, ради чего жаждет; а другого же он по правде жаждет как бы привходящим образом, как тот, кто любит вино ради его сладости, по сути любит сладкое, а вино привходящим образом. Тот же, чья совесть заблуждается, а он считает ее верной (иначе он не заблуждался бы), придерживается заблуждающейся совести из-за правоты, которую, как он верит, она содержит; и, говоря по сути, он придерживается правильной совести, а ошибочной как бы привходящим образом: поскольку та совесть, которую оно считает правильной, оказывается заблуждающейся. И поэтому на него, по сути говоря, налагает путы правильная совесть, а привходящим образом – заблуждающаяся. (Thomas Aquinas [55431] De veritate, q. 17 a. 4 co.)[126]
Но в случае многих желаний не имеем ли мы дело с чередой замещений, где не только два слоя («по сути» и «привходящим образом»), а рассогласованнная эстафета переплетенных причин: вино ради сладости, но и ради атмосферы, ради радости человеческого общения; радость человеческого общения ради того, чтобы заполнить экзистенциальную пустоту, ради забвения; и так далее. Сладость, радость и забвение выступают в роли привходящего и сущностного друг для друга. И кто может быть уверен, что мы постигли суть любви к сладким винам?
Так и в случае совестиѰ: прислушиваешься к совестиerronea ради правоты, которая, как веришь в ней содержится, то есть ради совестиrecta; но как понять, как много в следовании совестиrecta «отцовского ремня или же переводов с немецкого» (Бродский 1998, 56)? Здесь не обязательно попадать, скажем, во фрейдовскую систему координат, но важно учитывать, что совестьrecta может быть непрозрачной в своих мотивах в не меньшей степени, чем совестьerronea.
Непослушание указаниям вышестоящего, как мы видели из примера с королем и его наместником (императором и проконсулом), оказывается отягчающим обстоятельством. Ведь когда заблуждающая совесть требует того, что противоречит указанию вышестоящего, тот, кто слышит такой голос совести,
…грешит, если не делает [того, что она велит] (так как тем самым действует против совести), и если делает (так как тем самым выказывает неповиновение вышестоящему). Но он совершает больший грех, если не делает того, что диктует совесть, покуда она это диктует; поскольку совесть налагает путы в большей степени, чем указания вышестоящего. […] [При этом] дело нижестоящего судить не об указаниях вышестоящего, а только об исполнении указаний, которые его касаются. (Thomas Aquinas [55448] De veritate, q. 17 a. 5 co.)[127]
Здесь интересен временной аспект: поскольку заблуждение рассматривается как временное, потенциально преодолимое, то человек совершает нечто предосудительное, если «не делает того, что диктует совесть, покуда она это диктует». Совестьerronea может перестать диктовать то, что она диктует именно сейчас, и тогда одно и то же бездействие (или действие) бывшее предосудительным перестанет быть таким. Некто не делал чего-то, покуда его совесть ошибочно ему это диктовала, и продолжает не делать этого сейчас (когда она прекратила или дисквалифицировала себя как совестьerronea), при этом он был виноват, пока совесть диктовала действовать, а теперь не виноват, хотя его (без)действие никак не изменилось. Проблема в том, что временные циклы совестиrecta переходящей в совестьerronea (и обратно) могут быть длиннее жизненного цикла отдельного человека.
Тот, кто дает клятву послушания, должен подчиняться в тех вещах, на которые распространяется клятва послушания. Он не освобождается от обязательства из-за заблуждения совести, но, с другой стороны, он этим обязательством не освобождается и от пут, налагаемых совестью: таким образом, в нем пребывают два противоположных обязательства. Одно из них (происходящее из совести) больше, поскольку более интенсивно, и меньше, поскольку вполне может быть снято (solubilior); другое же – как раз наоборот. Ибо обязательство подчиняться вышестоящему не может быть снято, в то время как заблуждающаяся совесть может измениться. (Thomas Aquinas [55449] De veritate, q. 17 a. 5 ad 1)[128]
Здесь все упирается в аксиому: «никто не может безусловно находиться в [неразрешимом] затруднении (nullus sit perplexus simpliciter)» (Thomas Aquinas [86226] Super Rom., cap. 14 l. 2). Можно находиться в неразрешимом затруднении только привходящим образом, в некотором смысле. То есть нужно установить, что перед нами только кажущееся,
