Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер
В этих рассуждениях традиционный мотив постепенно стирающихся различий между малороссами и великороссами сочетается уже с новыми темами – угрозой нового оживления этих различий и параллелью с державами, уже десятилетиями проводившими сознательную политику строительства модерных наций. Вскоре, после 1866 и 1870 г., к ряду этих параллелей добавится и Германия.
В отношении к терминам язык и наречие применительно к украинскому / малорусскому языку еще некоторое время сохранялся разнобой, хотя идея о том, что следует настаивать на малорусском наречии русского языка уже широко распространена. В инструкции цензурным комитетам от 18 июля 1863 г. министр внутренних дел Петр Александрович Валуев повторил, вслед за малороссом-цензором Орестом Марковичем Новицким и со ссылкой на «мнение малороссов», ставшую знаменитой сентенцию:
…что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародием, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что обще-русский язык также понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами, и в особенности, поляками, так называемый, украинский язык.
В инструкции неизменно говорится о малорусском языке (восемь раз), а не о наречии. Лишь в так называемом Эмском указе 1876 г. мы находим последовательное употребление понятия наречие[970].
Борьба украинца с малороссом
С 1860-х годов начинается массовое использование разными авторами псевдонима «Украинец»[971], и к концу 1860-х – началу 1870-х годов для наиболее националистически настроенных из них этот вопрос приобретает первоочередное значение. Так, очень характерно, один из них, член киевской Громады Александр Иванович Лоначевский-Петруняка, призывал М. П. Драгоманова в 1876 г.:
С большой просьбой я обращаюсь к вам. Для вас оно, о чем буду просить, – ни то, ни се, неважным кажется; а мне – просто из головы не лезет! Покоя не дает! […] Небольшая у меня просьба: оставьте Вы вот ту «Малороссию» на веки вечные, оставьте ее, голубь мой. Или все таки та «Малороссия» вкуснее вам, чем «Украина»? Ее «мало» меня колет, ее «россия» мене печет своей государственностью. […] Это прозвище кажется мне таким гадким пятном на нашем теле, что я готов со шкурой сдереть ее с себя. В ваших руках теперь сила: если вы захотите, «Малороссия» соскользнет и мы сделаемся украинцами на веки вечные. Мое желание – стихийное желание! Оно сидит в душе каждого из нас, то есть каждому слаще «Украина», чем «Малороссия»: и у вас, как только заговорит сердце, «Украина» и покажется. Шевченко – украинец, Драгоманов – малоросс. […] Как же мне располовиниться? […] Зачем вводить в украинский язык новое слово «Малороссия»? Говорю «вводить», потому что кроме вас никто сроду не писал его по-украински. […] Может, по-московски оно и не так гадко, но по украински: «малое – дурное!» пословица всем известна. Если разговаривая по-украински где скажет кто «Малороссия», мне кажется, что он меня ругает. Не ругайте же меня![972]
Драгоманов отвечал:
То, что я украинец по сердцу и желанию – это только тот не замечал, кто не хотел. Я свои «москвофильские» статьи в «Правде» давно уже подписывал «Украинец», и хотел галичан к украинству повернуть. […] Я бы желал, чтобы в XVII в. всюду была козаччина, – и, значит, чтобы вся наша земля была Украиной, но что же я буду делать, когда она была только по Случь, а не по Тису. […] Я не только желаю, но просто работаю для того, чтобы именно новое украинство было связью всех краев нашего этнографического рода, – был бы рад, чтобы все они подписались и под именем Украины (хотя для меня это дело поверхностное […]), именно потому, что у людей головы в такую несерьезную сторону повернуты, а много серьезного дела брошено! только нужно, чтобы Украина заслужила прежде свой чин, чтобы на самом деле завелось новое, логичное, организованное, работающее и сильное украинство. А как оно постигнет головы всюду, "wo die kleinrussische Zunge klingt", – тогда уже всюду наша "Gesammte Vaterland" сама себя назовет Украиной. А теперь иногда не то что глаза вылупливают, но и сердятся люди, когда что-то такое слабое и скользкое, как мы, лезет к ним в родители. Имя «Малая Россия», «Малороссия» более по чину нам теперь, – да и более понятно, конечно, не народу. А народ – и на Волыни не знает, что он украинский, а грамотные люди, – наши и западнославянские, – более всего привыкли к «Малороссии» именно в родовом его смысле. Я потому только и употребляю этот термин[973].
В то время как украинцы стремились «со шкурой сдереть с себя» малоросса, малороссы ополчались против Украины и украинца:
Наш юго-запад не украйна, с древнейших времен русской истории этот русский край носит уже название Руси, русского. […] Оттого и до сих пор на юго-западе говорят, например, русский фольварок, в отличие от польского […], но никто никогда не говорил и не говорит: […] украинский фольварок. […] По какому же праву мы позволяем себе вторгаться с украинскими планами в землю издревле русскую, а не украинскую? Ведь подобные названия – не кличка, которую можно переменять как угодно. Кто в самом деле уполномочивал украинолюбцев отнимать у нас древнее название Русских и все принадлежности этого названия, в том числе и наш общий, культурный русский язык, выработавшийся таким долговременным и многотрудным процессом нашей истории, и все это заменять чем-то украинским, т. е. возникшим гораздо позднее, чисто
